А. Г. Орлов-Чесменский

— Освободить из заключения и разрешить уехать на родину. Более того. Каждому следует выплатить двойное жалование с момента их ареста и, само собой разумеется, тоже взять подписку о неразглашении и о том, что они никогда ни под каким видом не приедут в Россию. В противном случае они снова окажутся в крепости. У них, вероятно, поизносилось платье?

— Да, оно находится не в лучшем виде.

— Вот видите. Значит, их надо еще снабдить одеждой и обувью согласно их положению. Одно дело камердинеры, другое — польские шляхтичи.

— Но ведь они конфедераты, государыня.

— Тем лучше. Они разнесут среди своих товарищей весть, что та, кого они считали дочерью императрицы Елизаветы Петровны, больше не существует. Обман очередной авантюристки станет невозможным.

— А как прикажете поступить с камеристкой Франциской фон Мешеде?

— Вы проверили ее дворянство?

— Оно неоспоримо. Ее родители живы.

— Это значит, что ей следует дать за то же время и тройной оклад, и весь оставшийся после ее госпожи гардероб. Надеюсь, там нет вещей, хотя бы как-то связанных с нашим царствующим домом.

— Все самым тщательнейшим образом проверено, государыня.

— Тем лучше. И чем скорее они покинут Россию, тем лучше.

— Но ведь им придется объяснить причину смерти их хозяйки.

— Чахотка. Камеристка была тому свидетельницей. К тому же эпилептические припадки.

— Очень схожие с теми, которые свели в могилу покойную государыню Елизавету Цетровну.

— Глупости! Никакого сходства быть не могло! Да, и у нас еще остается граф Орлов. Постарайтесь, князь, это проделать со всевозможными предосторожностями. Алексею Орлову надо дать понять, что его присутствие в столице нежелательно. Вместе со всеми его братьями. Можно было бы об этом сказать главе их семейства Ивану Григорьевичу, но я не хочу вступать в ненужные объяснения. Просто Орловы должны оставаться в Москве. Кстати, там они смогут дать волю своим простонародным вкусам и пристрастиям.

— Но, ваше величество, граф Алексей Григорьевич состоит на службе.

— Скажем, состоял. После смерти похищенной женщины в нем не осталось нужды, и он давно заслужил спокойный отдых. К тому же его постоянные перепалки с Григорием Александровичем не украшают нашего двора и сильно волнуют Григория Александровича. Этому давно надо положить конец. Хорошо было бы, если бы он сам понял эту неизбежность. Вот только — только пусть за графом Алексеем Григорьевичем московский обер-полицмейстер установит негласный надзор. Его энергия и фантазия слишком опасны для спокойствия государства.

ИЗ ИСТОРИЧЕСКИХ ДОКУМЕНТОВ

Указ Военной коллегии

Указ ее императорского величества, самодержицы Всероссийской, из государственной коллегии господину генерал-аншефу и разных орденов кавалеру графу Алексею Григорьевичу Орлову-Чесменскому.

— В имянном, за подписанием собственной ее императорского величества руки, высочайшем указе, данном военной коллегии сего декабря 2 дня, изображено: генерал граф Алексей Григорьевич Орлов-Чесменский, изнемогая в силах и здоровье своем, всеподданнейше просил нас об увольнении его от службы. Мы, изъявив ему наше монаршье благоволение за столь важные труды и подвиги его в прошедшей войне, коими он благоугодил нам и прославил отечество, предводя силы морские, всемилостивейше снисходим и на сие его желание и прошение, увольняя его по оным навсегда от всякой службы. О чем вы, господин генерал-аншеф и кавалер, имеете быть известны; а куда надо указами, о том предложено.

Григорий Потемкин

Секретарь Иван Детухов

Генеральный писарь Сила Петров

11 числа декабря 1775 года

Часть пятая Изгнание

Льстите как можно больше и не бойтесь в этом пересолить.

Г. А. Потемкин о русском дворе английскому посланнику графу Д.-Г. Мальмсбери