А где же третий? (Третий полицейский)

В этот момент я увидел человека на велосипеде, быстро приближающегося к нам. Он весело катил по дороге, спускающейся с холма, расположенного впереди нас. Длинные фалды его сюртука крыльями развевались за ним. Человек пронесся мимо нас, а все время, пока он приближался и проносился мимо, я пристально вглядывался в него глазами шести орлов, пытаясь определить, кто кого везет и не смотрю ли я на человека, везущего велосипед на своих плечах. Но сколько я ни всматривался, ничего особо примечательного или необычного обнаружить не смог.

Сержант листал свою черную записную книжку.

— Это проехал О’Фиерса, — сказал он наконец после весьма продолжительного молчания. — Он на двадцать три процента.

— Вы имеете в виду, что он на двадцать три процента велосипед?

— Именно так.

— Означает ли это, что и велосипед этого О’Фиерсы тоже состоит на двадцать три процента из этого человека?

— Именно так и есть.

— А насколько процентов стал велосипедом Гилэни?

— На сорок восемь.

— Ну, в таком случае этот О’Фиерса овелосипедился в значительно меньшей степени, чем Гилэни

— Совершенно верно, и все от того, что в доме у них живут трое братьев, кстати весьма похожих друг на друга, и они так бедны, что не могут позволить себе купить по велосипеду на каждого. Поэтому они ездят по очереди на одном. Многие даже и не подозревают, насколько им повезло, что они беднее, чем другие. Но вот шесть лет назад один из братьев О’Фиерса выиграл в лотерее десять фунтов. Когда я узнал об этом, то понял, чем это может обернуться — нужно было срочно предпринимать какие-то шаги, а то иначе в семействе О’Фиерса появились бы два новых велосипеда и все они бы на них постоянно ездили, так как вы, надеюсь, понимаете, что в пределах одной, отдельно взятой недели я в состоянии украсть лишь ограниченное количество велосипедов, и мне совсем не хотелось заниматься сразу тремя велосипедами О’Фиерсов. К счастью, я в прекрасных отношениях с почтальоном... Да, что за почтальон! Хотя немного суетливый, страдал, знаете, кишками, они у него, как из резины. Что за человек! Как мягкие миски гречневой каши! Восхитительно! Все внутри переворачивает!..

Мне последние восклицания остались непонятны, а сержант впал в воспоминания о почтальоне, и это дало ему повод предаться сложной жестикуляции, — воспоминания его, очевидно, бесконечно забавляли, потому что он без устали размахивал в воздухе красными руками с растопыренными пальцами.

— Так что мы говорили насчет почтальона? — попытался я вырвать сержанта из его приватных воспоминаний.

— А, почтальон... тот на семьдесят пять процентов, — сказал сержант неожиданно спокойным голосом.

— На семьдесят пять процентов овелосипедился?

— Да, именно так.

— Подумать только!

— А что вы думали! Каждый день, без выходных, на велосипеде он проезжает не менее тридцати восьми миль, и так в течение сорока лет, в любую погоду, в дождь, в град, а то и снежками его забрасывают. Надежды на то, что он сбросит хотя бы до пятидесяти процентов, почти никакой.

— Так что вы предприняли? По поводу братьев О’Фиерса? Так вы почтальона как-то задобрили, я имею в виду...

— Конечно. А что еще оставалось делать? Задобрил двумя такими штучками, что надеваются на ступицу колеса, чтобы все было в чистоте.

— А как ведут себя велосипедные люди, или, так сказать, человеко-велосипеды?

— Велосипедные люди?

— Ну, я имею в виду тех, у которых, знаете, снизу колеса, а спереди руль...

— Поведение велосипеда с высоким содержанием человеческой природы, — стал пояснять сержант, — совершенно замечательно. Ведут они себя исключительно хитро — их не увидишь ездящими сами по себе, но они постоянно обнаруживаются в самых непредсказуемых местах. Вам разве не приходилось видеть велосипед, который уютно прислонился к шкафу в теплой кухне, когда за окном льет проливной дождь?

— Отчего же, приходилось.

— И при этом велосипед все норовит быть поближе к огню?

— Да, так оно и есть.

— И располагается так, чтобы хорошо слышать, о чем говорит семейство, собравшееся за столом?

— Да, да, все именно так.

— И уж, конечно, не в тысяче миль от того места, где хранят съестное?

— Вот этого я как-то не замечал... Этим замечанием вы же не хотите, надеюсь, сказать, что эти человеко-велосипеды потребляют человеческую пищу?

— Надо признать, что никто еще не заставал их за этим занятием, никто еще не видел их с куском бифштекса во рту, но я знаю наверняка, что еда исчезает.

— Неужели?

— Я не раз замечал хлебные крошки на передних колесах этих господ.

— Знаете, все, что вы говорите, — для меня просто потрясение, — пробормотал я.