А где же третий? (Третий полицейский)

— Ваше замечание по поводу головокружения может быть расценено как ненужное пустословие, — довольно резко отозвался сержант, — и я поясню почему. А потому, что и нервные ниточки в голове овцы, и сама голова тоже, так сказать, вертятся-крутятся, как и все остальное, и одно верчение погашается и отменяется другим, и вот и получаете — вроде как при упрощении деления, когда пятерки и над чертой, и под чертой.

— По правде сказать, я просто об этом не подумал, — признался я.

— Атомное это дело — весьма хитрая и запутанная теорема[30], и ее можно осилить с помощью алгебры, но подходить к ее освоению нужно постепенно, а то может оказаться так, что всю ночь будешь доказывать какую-то там малую часть ее с помощью линеек, и косинусов, и других подобных инструментов, а потом окажется, что никак нельзя разобраться в том, что уже доказал. И если такое произойдет, придется возвращаться к самому началу и идти к тому месту, в котором тебе понятны все эти факты и цифры, в том виде, в котором они выведены по «Алгебре» Холла и Найта, а потом снова идти от этого места вперед до тех пор, пока все не станет ясным, и не останется ничего полуясного, и исчезнут в голове все сомнения, которые не дают покоя, точно так как, когда потеряешь запонку от рубашки, а она окажется в постели и всю ночь будет колоться и давить.

— Да, так оно и бывает, — согласился я.

— Отсюда логически следует и вытекает, — продолжал полицейский, — что вполне резонно заключить, что и человек сделан из атомов, и карманы рубахи, и сама рубаха, и зубной инструмент, с помощью которого удаляется все, что попадает в дупло зуба, — все это состоит из атомов. Вот вы случайно не знаете, что происходит, когда ударяют по железному бруску добрым отбойным молотком — которым уголь добывают — или когда по нему наносят удар каким-нибудь иным, совсем тупым инструментом?

— Нет, не знаю. А что происходит?

— Вот когда наносится сильный удар по нашему железному бруску, все атомы загоняются в самый конец бруска и там сдавливаются и сбиваются в кучу, словно яйца под особо производительной несушкой. С течением и провождением времени атомы, поплавав себе туда-сюда, возвращаются на то место, где они были изначально. А теперь представим, что происходит, если лупить по этому бруску изо всех сил, долго и не переставая, — атомам никак не удастся вернуться по своим местам. И что же произойдет в таком случае?

— Это очень сложный вопрос.

— Ответ на него может дать любой толковый кузнец. Он вам скажет, что железный брусок, если долго и неустанно лупить по нему что есть силы, постепенно сойдет на нет. Часть атомов перейдет в молот, а другая часть в наковальню, в стол или в камень — в общем, в тот предмет, на котором лежал брусок, когда по нему наносились удары.

— Я полагаю, что это широко известный факт, — посмел сказать я.

— Выяснив это, переходим к следующему. Что мы можем из сказанного заключить, чисто вывести? А то, что личности тех людей, которые проводят большую часть своей естественной жизни на железных велосипедах, разъезжая по каменистым дорогам, в конце концов начинают смешиваться с личностями своих велосипедов, а это происходит в результате обмена атомов — людей в велосипеды и велосипедов в людей, — и как это ни удивительно, но половина людей нашего округа уже лишь наполовину человеки, а на вторую половину — велосипеды.

От изумления я издал такой звук, который прозвучал как шум, производимый воздухом, вырывающимся из большого прокола в шине.

— Вы будете не меньше поражены, когда узнаете, сколько велосипедов у нас, которые уже стали почти наполовину людьми и в какой-то степени приобщились к человеческом роду.

Судя по всему, снова подала голос Джоан, всем этим чудесам здесь конца не будет. Здесь, в этих краях, может быть сказано все что угодно, и в сказанное придется поверить.

Я ответил — не вслух, конечно, а про себя, — что в данную секунду предпочел бы находиться на каком-нибудь пароходе, посреди моря, глубоко в трюме, в машинном отделении, и работать в поте лица кочегаром, или скручивать канаты в бухты, или вообще заниматься любой непосильной работой, лишь бы только быть подальше от того места, где я нахожусь.