Читаем А где же третий? полностью

– Высокое седло, – начал разъяснения сержант, – было изобретено неким лицом по фамилии Петерс, которое провело большую часть своей жизни в краях дальних, заморских. Ездил этот Петерс все больше на возвышенных животных – жирафах, слонах и птицах, которые бегают быстрее зайцев и несут яйца, каждое величиной в таз такого размера, который употребляется в паровых прачечных, – в мисках этих держат химические растворы, в которых вымачивают мужские брюки, чтобы свести с них смолу и прочую грязь. Когда же, отвоевав все войны, он вернулся домой, ему пришлось ездить на велосипеде с низким седлом, и это ему весьма не понравилось, и однажды ночью, лежа в постели, он совершенно случайно изобрел высокое седло, которое явилось результатом его постоянной мозговой деятельности и умственных поисков. Фамилия его, как я уже сказал, была Петерс, а вот как его по имени величали – не помню. Высокое седло породило низкий руль. Но высокое седло – это все равно насилие над велосипедом, к тому же от него происходит прилив крови к голове и от него страдают внутренние органы.

– Какие именно? – поинтересовался я.

– Оба, – кратко ответил сержант.

– Мне кажется, это вот тот самый куст, который нам нужен, – сказал Гилэни.

– Как я и предполагал, – заявил сержант. – Засунь руки снизу под него и щупай промискуитетно, то бишь без разбору, вози руками туда-сюда, пока не сможешь удостовериться в факте того, что там что-нибудь имеется кроме естественного отсутствия чего бы то ни было.

Гилэни растянулся на животе на траве, у самого седалища тернового куста, и стал исследовать самые сокровенные и потаенные местечки своими сильными руками, покряхтывая от своих напряженных, хоть и лежачих трудов. Так он некоторое время сотрясался, потом охнул и затих – труды были вознаграждены наиприятнейшим моментом: нахождением велосипедной фары. Гилэни поднялся на ноги и, опасливо озираясь по сторонам, упрятал все найденное в свой бездонный кармашек.

– Все это вызывает приятное удовлетворение и столь услужливо нам преподнесено как несомненно ясное указание на то, что нам необходимо с прежней настойчивостью вести поиск, так как у нас имеются совершенно неоднозначные свидетельства того, что мы наверняка обнаружим велосипед, – изрек сержант.

– Вообще-то, я стараюсь воздерживаться от задавания вопросов, – сказал я очень вежливо, – но не могу не поинтересоваться: что подсказало вам обоим местонахождение этих утерянных предметов? Такой премудрости не учат в наших школах.

– Уже не в первый раз крадут мой велосипед! – возмущенно воскликнул Гилэни.

– В мои молодые годы, – начал очередную свою речь сержант, – половина школяров наших школ носила столько болезнетворных и заразных болезней в своих глотках и слюнях, что поплюй они там и сям даже в необъятной России, то это произвело бы децимацию[28] среди народонаселения российского континента, а уж стоило бы им поглядеть на несжатое поле, как все, что там растет, тут же бы и увяло, и усохло. Но теперь это все прекратилось, теперь проводят обязательные обследования и инспекции ртов, а в те зубы, что еще хоть на что-то годятся, напихивают железо, а совсем уж никудышные выдергивают такой штукой, похожей на кусачки, чтоб перекусывать толстую проволоку.

– Половина всех неприятностей с зубами – от езды с открытым ртом, – заявил Гилэни.

– В нынешние времена, – продолжал свое сержант, – запросто можно встретить целый класс мальчиков, которые только-только начинают учить азбуку, а во рту у них у всех уже добротные крепкие зубы и отменные вставные челюсти, которые делаются по указанию Совета Графства специально для детей и продаются за так или за пол-така.

– Когда едешь в гору вверх по крутому склону, – говорил про что-то свое Гилэни, – начинаешь скрежетать зубами от напряжения, а значит, стесываются самые лучшие их части, а от этого – и атрофический цирроз печени, не от этого непосредственного, но все же связано.

– В России, – рассказывал сержант, – зубы для престарелых коров делают из клавиш старых пианино, но в общем страна эта весьма дикая, цивилизация ее еще почти не коснулась, дороги там или очень плохие, или их вообще нет, только на велосипедные шины ухлопаешь массу денег оттого, что придется их все время менять.

Перейти на страницу:

Похожие книги

Любовь гика
Любовь гика

Эксцентричная, остросюжетная, странная и завораживающая история семьи «цирковых уродов». Строго 18+!Итак, знакомьтесь: семья Биневски.Родители – Ал и Лили, решившие поставить на своем потомстве фармакологический эксперимент.Их дети:Артуро – гениальный манипулятор с тюленьими ластами вместо конечностей, которого обожают и чуть ли не обожествляют его многочисленные фанаты.Электра и Ифигения – потрясающе красивые сиамские близнецы, прекрасно играющие на фортепиано.Олимпия – карлица-альбиноска, влюбленная в старшего брата (Артуро).И наконец, единственный в семье ребенок, чья странность не проявилась внешне: красивый золотоволосый Фортунато. Мальчик, за ангельской внешностью которого скрывается могущественный паранормальный дар.И этот дар может либо принести Биневски богатство и славу, либо их уничтожить…

Кэтрин Данн

Проза / Современная русская и зарубежная проза / Проза прочее
Земля
Земля

Михаил Елизаров – автор романов "Библиотекарь" (премия "Русский Букер"), "Pasternak" и "Мультики" (шорт-лист премии "Национальный бестселлер"), сборников рассказов "Ногти" (шорт-лист премии Андрея Белого), "Мы вышли покурить на 17 лет" (приз читательского голосования премии "НОС").Новый роман Михаила Елизарова "Земля" – первое масштабное осмысление "русского танатоса"."Как такового похоронного сленга нет. Есть вульгарный прозекторский жаргон. Там поступившего мотоциклиста глумливо величают «космонавтом», упавшего с высоты – «десантником», «акробатом» или «икаром», утопленника – «водолазом», «ихтиандром», «муму», погибшего в ДТП – «кеглей». Возможно, на каком-то кладбище табличку-времянку на могилу обзовут «лопатой», венок – «кустом», а землекопа – «кротом». Этот роман – история Крота" (Михаил Елизаров).Содержит нецензурную браньВ формате a4.pdf сохранен издательский макет.

Михаил Юрьевич Елизаров

Современная русская и зарубежная проза