A Girl in Black and White

Я бы не стала этого показывать, но внутри меня пробежала легкая дрожь. Я почти почувствовала укол боли в животе, словно заново переживая тот момент, когда его холодные глаза смотрели на меня в ответ. Кровь капала на песок. Ее было так много. Мои легкие сжались.

— И что же в этом особенного?

Меня втянуло обратно в фойе, мои легкие снова наполнились воздухом. Я пожала плечами.

— Это не было бы чем-то особенным, если бы я рассказала тебе, не так ли? Я просто должна тебе показать.

Я не знала, услышал ли он, что я сказала, или, по крайней мере, ему было все равно, потому что он так и не ответил. Его глаза придирчиво изучали меня, словно пытаясь найти изъян, который доказал бы, что я всего лишь плод его воображения.

Когда его взгляд вернулся к моему лицу, я улыбнулась.

— Что я могу сказать? Меня трудно убить.

Я не знала, откуда половина сказанных мной слов черпала мысли, чтобы хотя бы вызвать их в воображении, но в тот момент я была рада этому — потому что я не была так пресыщена этой ситуацией, как казалось. Мое сердце билось неровно, и я могла только надеяться, что он этого не слышал.

— Ты пахнешь по-другому, — слова были обвиняющими, но забавное и странное заявление сняло тяжесть с моей груди.

Я обошла его и вошла в главную комнату.

— Обычная вежливость — не обнюхивать хозяина, Ролдан.

— Это обычная вежливость — оставаться мертвым после того, как тебя убили, Каламити, — ответил он, следуя за мной вглубь комнаты.

— Туше.

Подойдя к маленькому столику в конце зала, я повернулась и приподняла бровь, молча спрашивая, не хотел ли он чего-нибудь выпить.

Он неуверенно провел языком по зубам, но затем кивнул. Я налила ему spicea, традиционного вина Симбии, лишь на мгновение пожалев, что не могла его отравить. Там не было сказано точными словами, что не одобрялось хозяйкой в Женской книге этикета.

Он взял свою чашку из моей протянутой руки, пока я наливала себе, и сел в шезлонг. Я посмотрела на него поверх своего стакана. Он выглядел нелепо в этом изящном красном шезлонге. Казалось, ему было все равно. Он только потянулся, расставил ноги и откинулся на спинку сиденья.

Тихое тиканье часов каким-то образом сделало тишину в комнате намного громче, когда я поняла, что он пока ничего не собирался говорить, что он только собирался пристально смотреть на меня. Я предположила, что это была форма устрашения Титана. Он пришел в мой дом и каким-то образом захватил это место, как будто оно принадлежало ему. Осознание этого заставило эту тьму нагреться, вырасти и согнуться внутри меня.

— Итак, за что я удостоена чести посетить моего убийцу? — спросила я, усаживаясь в шезлонг напротив него.

— Убитый подразумевает смерть. Ты не мертва.

— Я была, — поправила я. — И это было очень неудобно.

Он некоторое время смотрел на меня, его глаза недоверчиво сузились.

— Почему ты здесь, Ролдан? Дай угадаю: ты расстроен из-за своего корабля? Я пожертвовала твое серебро на благотворительность, ты знаешь. Или твой брат выплакал тебе все свои горести, что я не уеду из города, и он послал тебя убить меня снова? Пожалуйста, скажи мне, что он плакал.

Его губы сжались, как будто он был обеспокоен тем, что я даже упомянула что-то вроде плача Титана.

— Я даже не собираюсь признавать эту последнюю часть. Что касается твоих догадок, то нет. Ни то, ни другое.

Я задумчиво прикусила губу.

— У меня есть теория, что после стольких лет наблюдения за мной, выслеживания меня, ты понял, что влюблен в меня. Хотя, если это причина, по которой ты здесь, тебе просто придется смириться с этим, как я и говорила Арчеру.

Он сделал паузу, его глаза сузились при упоминании имени кузена.

— Он жив, не так ли? — спросила я с притворным беспокойством.

О, титан был жив, это точно. Я видела его накануне вечером в доках, когда насквозь промокшая шла с пляжа домой. Я могла бы путешествовать быстро, но было что-то в этой моей Теневой стороне, что делало даже прогулку намного интереснее, чем обычно.

Какое-то время мы сидели, уставившись друг на друга. Он так и не ответил, но я подумала, что если он вообще понял, о чем я говорила, то это было семейное дело и меня не пригласили.

Я приподняла бровь.

— Значит, ты не испытываешь ко мне неконтролируемых любовных чувств?

Его лицо было стоическим, очевидно, он даже не собирался говорить, что ему не понравилась бы эта идея — он просто не стал бы.

Я вздохнула.

— Тогда моя последняя мысль — это то, что ты здесь, чтобы молить меня о прощении, чтобы избежать огненного пламени.

— Да, потому что воображаемое пламя пугает меня, — сухо ответил он.

— Не говори этого при моей бабушке... — пробормотала я, в моих глазах читалась тревога за его благополучие, если он хотя бы усомнится в Священной Книге. — Тогда что, скажи на милость, привело тебя сюда?

Он положил руку на спинку шезлонга.

— Хотел лично убедиться, что это действительно ты.

— Ах, эта штука с нюханием, — задумчиво произнесла я, вертя вино в бокале. — Значит, я угадала? Уэстону не нужно было нюхать меня, чтобы понять, что это я.

— Уэстон провел с тобой месяцы, а я — нет.