— В моем дворце. Я буду фантазировать, где захочу.
— Твой
Я действительно начинал ненавидеть дух товарищества, который они разделяли, по моей спине пополз жар ревности. Каждый раз, когда я видел их вместе, я вспоминал, как она сидела у него на коленях в его лагере, и безумная боль пронзала мою кожу от желания ударить по чему-нибудь. Предпочтительно по лицу Максима.
— Ну,
Я знал, что не смог бы скрыть от него это — последствия дурацкой связи. Но, черт возьми, если мне пришлось бы с ним поговорить.
Я просто бросил на него быстрый взгляд, прежде чем вышел на террасу и сел в кресло с видом на город. Солнце опускалось за горизонт, и по улицам несли пылающие оранжевые факелы, чтобы зажечь фонари.
Я знал, что эта женщина все испортила бы. Я понял это, когда она вошла в таверну Камерона, и я хорошо рассмотрел ее. Такая невинная. Но по какой-то причине моей первой мыслью была мысль о том, что эти темные, бездонные глаза выглядели бы намного лучше, когда она подняла бы взгляд со своих колен на мои ноги.
Я даже решил забыть обо всем этом и ушел, оставив ее за столом, Каламити следовала за мной по пятам в паре неестественно темных глаз. Но потом она ворвалась в мою комнату в одной гребаной мужской рубашке, и этот голос и этот взгляд заползли мне под кожу, как неприятность, от которой я не мог избавиться.
И теперь мне пришлось остаться еще на пару дней. Не знал, продержался бы я так долго, но женщина даже не могла использовать свою магию. Возможно, ее Теневая магия, но я знал, что она не стала бы часто использовать ее. Она была слишком хорошей, слишком честной и принципиальной. Она была последней девушкой на Алирии, которую я считал Тенью. Я привлек внимание к тому, кем она была, и я остался бы, пока не стал бы уверен, что она могла хотя бы защитить себя.
Максим сел рядом со мной, поставив ботинки на выступ балкона.
— Ты мог бы предупредить меня, — сказал он. — Я был на встрече с королем Филиппом, и я уверен, что он думает, что теперь у меня болезнь, которую я передам его дочери.
Я выдохнул от удовольствия.
— У тебя действительно есть недуг. Удивлен, что он не боится, что ты оступишься и убьешь свою новую жену.
На Северной площади разыгрывалась драма, фестиваль все еще был в самом разгаре, и время от времени смех доносился до террасы. Я услышал, как пара слуг вошла в комнату, чтобы зажечь настенные бра, и одна из женщин что-то проворчала себе под нос, заметив стакан на полу.
— У меня есть две неприкасаемые женщины, — равнодушно сказал Максим, как будто это доказывало мне, что я неправ, что он никогда не оступился бы.
Я откинулся на спинку стула, мои мысли непроизвольно прокручивали каждое мгновение, произошедшее ранее, мое сердцебиение участилось. На самом деле я никогда в жизни не одевал женщину — не говоря уже о том, чтобы убеждал женщину снова одеться, — но я не мог сформировать никаких рациональных мыслей, пока она стояла обнаженная в моей комнате, не заботясь ни о чем на свете.
Я знал, почему ее назвали Каламити. Потому что она была гребаной катастрофой для всех мужчин.
Проникала тебе в душу, а потом бросалась на поиски мужчины, более подходящего для замужества.
Мне захотелось утащить ее с того сборища; желание было таким сильным, что пробежало по моему телу, но я отогнал его. Через мгновение я рассеянно ответил:
— И я уверен, что эти женщины сидят на полке и пылятся.
Он пожал плечами с лукавой улыбкой на губах.
— Я все равно не думаю, что Филипа волнует то, что происходит с его дочерью. Она не девственница, он ясно дал мне это понять. Она думает, что влюблена в какого-то конюха.
Я покачал головой, испытывая некоторое удовольствие.
— Ты тупица, раз согласился на это. Она превратит твою жизнь в ад.
Он сухо ответил:
— Не думаю, что ты сможешь писать мне стихи о женщинах. Похоже, у тебя самого плохо получается.
— Моя цель — все испортить.
— Верно. Значит, ты уезжаешь в старый добрый Элиан сегодня вечером?
Я стиснул зубы от досады на его насмешливый тон, слыша, как женщины шептались у меня за спиной о том, в чьи обязанности входило зажигать здесь фонарь, и легкий привкус страха витал в воздухе. Я бы не стал винить их за то, что они не захотели уединиться на террасе со мной и Максимом.
После того, как Каламити покинула комнату прошлой ночью, слава богу, что было что-то еще, с чем я хотел — нет,
Тот факт, что у его женщины не было никаких возражений против того, чтобы переспать со мной, наполнил меня мрачным весельем, просто потому, что это разозлило бы Максима.