— Нет, — отмахнулся фотограф. — Засели у Кряжимского. Насчет этого пижона разговаривают, — кивнул он на входную дверь, которая только что закрылась.
Я уже давно знала, что наша секретарша прислушивается иногда к мудрым советам самого старшего работника нашей редакции. Так как Кряжимский имел на нее определенное влияние, иногда и я этим пользовалась, — естественно, не часто и никогда — в корыстных целях!
— Думаешь, поможет? — спросила я, вяло улыбнувшись.
— Думаешь, «клиника»? — парировал Виктор с совершенно серьезным видом.
Я улыбнулась: оставалось только надеяться на лучшее. Маринка вышла из кабинета Кряжимского белая как полотно и, совершенно ничего вокруг не замечая, прошла за свой стол. Мы переглянулись: похоже, промывка мозгов прошла нормально, но Маринку было все же жаль.
— Не расстраивайся, все будет хорошо. — Я обняла ее за плечи и попробовала успокоить.
Естественно, дальше по сценарию шли горькие слезы, которых Виктор просто не выносил, рыдания о загубленной жизни и прочая чепуха, к которой я уже успела привыкнуть за время работы и общения с Мариной. Все ее проблемы казались ей настолько глобальными, насколько они были ничтожны на самом деле. «Если у нее возникает роман на пустом месте, неудивительно, что и распадаются такие отношения совершенно внезапно и реальной основы под собой не имеют», — в очередной раз рассуждала я про себя, вслух соглашаясь с Мариночкой насчет очередного «подлеца» и «лицемера».
Впрочем, ее слезы закончились так же внезапно:
— Оль, а как наше дело продвигается? Мы же не оставим в беде невинного человека? Даже женатого… — тихо добавила она.
Я вполне оценила, чего ей стоило это сказать, поэтому тут же позвала на военный совет Кряжимского и Виктора, который трусливо бросил нас в трудной ситуации. Впрочем, на его сочувствие никто особо и не рассчитывал — я очень хорошо знала, что наш фотограф, отслуживший в Афгане, женских слез боялся гораздо больше, чем бандитских пуль.
Убедившись в том, что Маринка уже закончила разводить сырость и поправила макияж, он с облегчением вздохнул и занял одно из кресел, предназначавшихся для посетителей. Сергей Иванович невозмутимо сделал то же самое. С удовольствием отметив, что весь наш немногочисленный коллектив уже в сборе, я набрала в легкие побольше воздуха и начала свое долгое выступление. Правда, насладиться этим процессом в полной мере мне так и не удалось.
— Оль, давай покороче, — запричитала Маринка. — Только самое основное.
Победоносно оглядев кислые физиономии своих сотрудников, я сжалилась и прекратила пересказывать речь Сосновского близко к тексту оригинала.
— Суть в том, что наша очередная беседа с Ярославом Всеволодовичем подтвердила: погибший депутат Владимирцев в рабочих делах был очень пунктуальным и скрупулезным человеком, — начала я своими словами. — Всегда в одно и то же время пил чай, звонил родителям жены и даже… — намеренно запнулась я, — принимал душ. Ни одну деловую встречу он не назначал раньше десяти часов утра, чтобы успеть привести себя в порядок.
— Хм, нас он тоже ждал к десяти, вот только подвел, — напомнил Виктор.
Я пропустила его слова мимо ушей, потому что и сама все время об этом помнила, и продолжила как ни в чем не бывало:
— Хотя в быту Владимирцев — полнейшая противоположность себе самому: постоянно проливал чай, терял ключи, но зато никогда не забывал папки с деловыми документами в машине и офис открытым не оставлял…
Маринка медленно опустила глаза: как только речь заходила о чьей-либо рассеянности, все сотрудники тут же вспоминали случай, когда Виктор, однажды вечером вернувшись за чем-то на работу, обнаружил нашу входную дверь открытой. Я была в командировке, Кряжимский благополучно ушел домой, а Маринка убежала на свидание, позабыв про все на свете. В общем, времени прошло не так много, фотограф вернулся минут через десять и офис закрыл, но с тех пор мы перед уходом предпочитаем несколько раз проверить запоры на всех окнах и отключить компьютеры.
Впрочем, с Мариночкой ничего подобного с тех пор не повторилось, и мы почти забыли об этом происшествии, но зато теперь она почему-то всегда дергается, когда заходит речь о чьей-то неорганизованности.
— С утра шестого января Владимирцев, как обычно, даже во время каникул, приехал в Думу и работал над каким-то проектом вместе с Сосновским. После обеда он отпустил Ярослава на лыжную базу, пожелал ему чего-то, чего желают в таких случаях… Ну, и еще секретарь предоставил в мое распоряжение информацию о делах, которые запланировал шеф на время своего отсутствия.
— Извините, Ольга Юрьевна, — неожиданно перебил меня Кряжимский. — Была ли в этом списке встреча с нами? И собирался ли Владимирцев вообще появляться на работе в Рождество?
Я полистала блокнот:
— Нет, о встрече с нами Ярослав не знал. Он и о приезде Инги не знал — она же позвонила ему с дороги, как только абонент стал досягаем для ее сотового телефона. А вообще-то даже в праздник Геннадий Георгиевич собирался поработать в офисе самостоятельно…
— Без секретаря? — уточнил Виктор.