А я люблю военных…

— Да неужели нет для этого других способов? Особенно для такой милой и красивой дамы как вы, умной и народом любимой.

Должна сказать, что он смотрел на меня ласково, как на покойника.

— Есть и другие способы, — ответила я, настраиваясь на приятную беседу, — но выбрала этот, как самый оптимальный и доступный.

Полковник еще больше изумился:

— Вы считаете этот способ самым доступным?

Я поймала себя на мысли, что мне приятно его изумлять, с этим чувством и дала ответ.

— В данный период моей странной жизни — да, — ответила я, и полковник схватился за голову.

— Бедная женщина! — завопил он. — Вы так запросто мне в этом признаетесь?

— А почему бы и нет? Что в этом такого? Я не совершила ничего исключительного, ничего такого, чего не сумел бы любой.

— Вы полагаете, любой решился бы на такой безрассудный поступок? — окончательно изумился полковник.

— Да что же здесь безрассудного? — начала уже изумляться и я. — Всего лишь стакан вина для поправки здоровья. Боюсь, все безрассудное я совершила вчера.

Когда бы не так, так и говорить было бы не о чем.

Бедный полковник так странно себя повел, что я струхнула. Кто его знает, работа у него тяжелая, не у каждого нервы выдержат, неровен час тронется умом, если еще не тронулся. Боюсь, трогается прямо на моих глазах.

Примерно то же, вероятно, он подумал и обо мне. Подумал и спросил:

— Софья Адамовна, официальной информации об этом нет, но скажите прямо: вы никогда не обращались к психиатру?

— Да с чего бы это? — рассердилась я. — Что навело вас на такую дикую мысль?

— Да ваши странные рассуждения. Какое отношение имеет стакан вина к покушению на президента?

— Абсолютно никакого, — заверила я.

— А что же безрассудное вы совершили вчера?

— Напилась вдрабадан, — с необъяснимым оптимизмом сообщила я.

— И все? — опешил он.

— А вам этого мало?

Полковник без всякой видимой причины вдруг вышел из себя, покраснел, хлопнул по столу кулаком, да как закричит:

— Так что же вы мне голову морочите?!

“Сейчас начнут бить!” — подумала я.

Глава 3

“Сейчас начнут бить!” — подумала я.

Мое хорошее настроение как ветром сдуло.

— Если вам голову и морочу, то не по своей воле! — зарыдала я и, заливаясь слезами, напомнила: — До сих пор под столом лежала бы.

Увидев мои слезы, он смягчился и почти ласково сказал:

— Софья Адамовна, прошу вас успокоиться и сосредоточенно отвечать на мои вопросы.

— Будто не этим занималась до тех пор, пока вы не начали на меня кричать, — ответила я и подумала: “А ласка его преступна и необъяснима. Он же на службе у президента, на которого покушалась якобы я, террористка.”

Уж не знаю какой я там писатель — инженер или не инженер человеческих душ — но любого собеседника вижу насквозь, потому и дожила до зрелых лет, сохранив ум ребенка. Может и не открою секрета, но скажу: в то время пока взрослые думают, что успешно обманывают своих детей, их дети успешно обманывают этих взрослых, и именно потому, что видят их насквозь. Что касается полковника, то я ясно видела, что нет на свете той силы, которая смогла бы его убедить, что в президента из гранатомета жахнула не я.

— Вот, Софья Адамовна, почитайте, — и он протянул мне приличную стопку бумаг.

Признаюсь: читать настолько не люблю, что порой сомневаюсь, умею ли вообще читать. Писать — пожалуйста, это вам сколько хотите, но чтобы читать — нет уж, увольте.

— Нет уж, увольте, — воскликнула я, шарахаясь от его стопки. — Не умею читать!

Полковник растерялся.

— Но вы же каким-то образом писатель, — напомнил он.

Меня поразила его наивность. Будто не в одно время живем. Будто современный писатель пишет так, что его можно заподозрить в грамотности. Потому современный писатель так и пишет, что своих книг не читает, просто не успевает порой, а тот, кто их читает, не знает где этого писателя найти, чтобы рассказать ему все, что он о нем…

Впрочем, я дала себе клятву неприличных слов не употреблять, поэтому вернемся лучше к полковнику.

— Софья Адамовна, у вас высшее образование и не одно, — рявкнул он, — так что прекратите ерничать и давайте работать!

— Ха, работать! Да если бы я хотела с вами работать, то сразу бы и пошла в КГБ, еще тогда, в детстве, когда вы мне предлагали. Да если бы я вообще хотела работать, то и работала бы себе, а не книжки писала… Впрочем, давайте, так и быть прочту, — сжалившись над полковником заключила я — бедняга уже покрылся испариной и красной рябью какой-то странной пошел. — Давайте вашу стопку. Ради вас прочту. И прочла.

Кошмар!

Ужас!

Мне срочно понадобился второй стакан вина, потому что это была моя биография. Я-то считала, что жизнь удалась и даже кое-какими местами собой гордилась, а тут вдруг читаю про бездарно потраченное время, лаконично уложенное в тонкую стопку страниц и названное моим бытием…

Господи, неужели это все мое?!

Ужас!

Иначе и не скажешь.

Я с трудом дочитала до конца и вопросительно посмотрела на полковника:

— Ну? И что из этого следует? На что вы этим намекаете? — я гневно потрясла прочитанными страницами.