А я по любви хочу!

– Я не обычный маг, – призналась подавленно. – Я не могу усыплять, создавать световой щит или стрелу света, насылать ослепление и прочее, что доступно светлым магам. У меня единственная способность – исцелять. Но абсолютно всё. Я даже могу вернуть из-за грани, если душа не ушла сильно далеко. И это не столько талант, сколько зависимость. Можно сказать, я рабыня своего дара. Если рядом кто-то нуждается в лечении, а я не помогаю, у меня начинаются головные боли, слабость, вплоть до обмороков. Так что, как видишь, убить я никого не способна, тем более, весь твой клан. Напрасно волнуешься. Помимо этических аспектов, для меня это было бы просто самоубийством.

Михей молчал. Я же не могла понять, поверил он мне или нет, слишком непроницаемым было его лицо. Однако, взгляд понемногу смягчался и это внушало определённую надежду.

– И что тогда в твоём даре плохого? – с недоумением поинтересовался он. – Почему о нём не знает твой отец? И если бы узнал, не отпустил бы?

– Кроме того, что, исцеляя, я вижу мысли и намерения людей, их тайные желания? – переспросила с горечью.

Глаза жениха округлились. Видимо, теперь до него начали доходить причины моей скрытности. Как бы альфа ни старался сохранить бесстрастность, на его лице промелькнуло несколько сменяющих друг друга выражений: недоверие, опасение, шок, потом осознание, обречённость и смирение.

– Кто нас предал? – в повисшей тишине прозвучал один единственный вопрос.

– Золт, – ответила глухо. – У него любовь с женщиной-шакалом. Только он не хотел. Она его обманула, воспользовалась чувствами парня и…

– Ясно! – прервал мои сбивчивые оправдания Михей. Похоже, его проверку я прошла, и мне поверили. Только особо радостными ни он, ни я при этом не выглядели. – Больше никому не говори о том, что рассказала мне!

Я кивнула на его требования, сочтя их разумными.

– И не собиралась. Не хочу лезть в ваши внутриклановые дела! Кроме того, я вообще стараюсь никому не говорить, что вижу во время исцеления. Это неправильно, да и…

– Я не про Золта!!! – рыкнул Михей, снова раздражаясь. – Я про твой дар, точнее его особенности! То, что ты умеешь лечить, многие видели, и это уже не скрыть, но вот про копания в головах никто не должен знать! Поняла?! (214ac)

– Поняла, – подтвердила я и, спохватившись, сочла нужным предупредить: – Только, если отец или его приближённые узнают о моей способности лечить, то поймут и всё остальное. Тогда могут возникнуть большие проблемы. У всех.

– Я прикажу моим людям молчать, – пообещал Михей и вышел из палатки, оставив меня в смятении и растерянности.

Ведь было совсем не ясно, как он ко всему этому относится, а главное, как теперь изменится его отношение ко мне, если изменится?

Глава 47

Постояв немного и задумчиво погипнотизировав выход из шатра, в котором только что скрылся Михей, я постаралась взять себя в руки и заняться насущными делами, а именно – переодеться, как и планировала ранее. Мои сундуки сюда уже доставили, поэтому я приблизилась к одному из них и стала рассеянно перебирать свои наряды. Вскоре пришла к выводу, что надеть мне абсолютно нечего. Как-то не подходят мои придворные, украшенные драгоценностями платья к новой обстановке, даже самые, казалось бы, скромные. Уж слишком я в них буду выделяться, слишком нелепо выглядеть на фоне остальных. Примерно, как попугай среди ястребов.

Настроение, и до этого не особенно хорошее, окончательно испортилось. Повздыхав над своей тяжёлой принцессьей долей, достала один из повседневных нарядов и, отыскав в другом сундуке ножницы, начала методично обрезать все украшения на нём. За этим занятием меня и застал заглянувший в палатку Ингис.

– Руаза? – удивился он, будто ожидал увидеть кого-то другого. – А что ты делаешь?

Я мрачно посмотрела на него, отмечая наглое и беспардонное вторжение, но решив, что упрекать мужчину в том, что он вошёл без стука, бессмысленно, поскольку стучать как бы не во что – дверей-то нет, раздражённо буркнула:

– Не видишь что ли?! Уродую свои наряды…

– А зачем? – задал он ну совсем идиотский вопрос.

– Потому что мне нечего носить!!!

– Опять?! Ты шутишь??? – слегка обалдел от моего заявления лис, выразительно разглядывая ворох раскиданных по шатру платьев, корсетов, подъюбников, чулок, сорочек и прочих предметов моего гардероба. Затем увидев, что мне совсем не до шуток, задумчиво нахмурился, а после всё же хохотнул и насмешливо поинтересовался: – А когда всё изуродуешь, то проблема решится?

Эта насмешка и смех в его голосе была последней каплей в чаше моего терпения.