А я смогу…

Генеральному директору «шарашкиной конторы» «Авто&мотошик», а также её отцу-основателю, золотому человеку, надежде и опоре отечественного бизнеса, лучшему другу всех времён и народов Счастливоженатому Павлу Артемьевичу от главного страдающего от любви «шарашкиной конторы» «Авто&мотошик» Поушивлюблённого Сергея Николаевича заявление. Прошу предоставить мне внеочередной отпуск для решения проблем моей обожаемой жены – невесты – снова жены, вашей верной студенческой подруги, надеюсь, тоже по уши влюблённой Ольги Александровны. Ввиду полного помрачения рассудка работу на вверенном мне участке выполнять не могу категорически. Требуется время для адаптации в новом для меня состоянии по уши влюблённого. В связи с этим прошу отпустить меня на все четыре стороны на пару-тройку-сотню дней (точное количество будет варьироваться в зависимости от необходимости). Обязуюсь впоследствии отработать пропущенные трудодни ударным капиталистическим вкалыванием.

Ваш благодарный по гроб жизни Поушивлюблённый Сергей Николаевич. 24 сентября 2000 года.

По мере чтения опуса Павел не выдержал, и мина мученика сменилась выражением изумления, плавно переходящего в восторг. Дочитав, он взял ручку и что-то вдохновенно застрочил на листке. Закончив, вынул носовой платок, тщательно промокнул уголки глаз, вытер несуществующую лысину и шею, обмахнул лицо, демонстративно высморкался и протянул бумажонку стоявшему в полупоклоне Ясеню, старательно удерживающему заискивающий вид. Тот трясущимися руками принял цидульку и дрожащим от старательно демонстрируемого восторга и чинопочитания голосом, попеременно то целуя измятый листок, то прижимая его к сердцу, зачитал:

– Разрешаю Поушивлюблённому Сергею Николаевичу катиться на все четыре стороны, решать проблемы и адаптироваться сколько его душеньке угодно. Отрабатывать трудодни ударным капиталистическим вкалыванием будет после смены фамилии с Поушивлюблённого на тоже Счастливоженатого. В случае явки на работу до смены фамилии Поушивлюблённого Сергея Николаевича на службу не пущать, а гнать в три шеи… И давай, двигай отсюда, друг мой сердешный. Чтоб я тебя до свадьбы не видел здесь.

– И ведь скрывал, гад такой! – ласково возмутился Павел. – И не стыдно тебе?

– Да я три дня всего и скрывал-то. Мы три дня назад встретились.

– И уже всё решили?

– Ага. А чего тянуть-то? – с видом мачо, против которого не может устоять ни одна особа женского пола от года и до девяноста пяти лет от роду, покивал Ясень.

– Что там за проблемы-то? Помощь нужна?

– Да нет, ерунда всякая, – выпав из роли, нормальным голосом ответил Сергей, – разберёмся.

– Ну, смотри. А то, если что, можем и вместе покумекать.

– Спасибо, Павлунь. Что бы я без тебя делал?

– Иди, иди, Серёж, – смутился Павел, – с Богом.

– Тады я пошёл, – Ясень, приплясывая, направился к двери и зычно заголосил, – е-е-единственная-а-а моя-а-а! Уже лечу к тебе-е-е я-а-а!

Когда он удалился, на всю «шарашкину контору» распевая изрядно отредактированную песню Газманова, в кабинет заглянул Серафимов. За его спиной виднелось невозмутимое лицо Елизаветы Фёдоровны. Лишь чуть приподнятая безупречная правая бровь говорила о том, что она безмерно удивлена.

– Ничего страшного, Елизавета Фёдоровна, – через голову Серафимова пояснил Павел, – он не сошёл с ума, а просто собрался жениться. Психиатрическую помощь вызывать не надо. Не пугайтесь.

Королева Елизавета царственно кивнула и удалилась к себе. А Влад, не обладающий железной выдержкой секретаря Павла, обвалился в кресло и уточнил: