Читаем А как будешь королем, а как будешь палачом. Пророк полностью

Повествование в поэтическом ключе может подчас обернуться незапланированным эффектом: девальвацией образных средств, назойливостью и монотонностью, утомительной для читателя. Новак обходит все опасности. Поэтичность у него ограничена, применена экономно и в разнообразии интонаций: в первых главах книги доминируют лиричность и живописная сочность, во второй половине романа — патетика с трагической окраской.

С чувством меры и целесообразности автором используются образно-языковые средства. Есть в книге страницы, где мы встречаемся с таким намеренным нагнетанием словесной многозначности и живописности — скоплением сравнений, метафор, других тропов, разного рода стилистических фигур, которое не удивляет в современной поэзии, но в прозе обыденной вещью еще не стало. Поэтическая настроенность повествования достигается стилистическим многоцветьем и строгостью, раскованным и плавным течением речи, не искажаемой ни попытками имитировать локальное своеобразие, ни нарочитой грубостью.

Легко заметить, что фигура героя-рассказчика у Новака далеко не проста. В освоении им действительности ощущаются разные напластования: положенное в основу естественно-традиционное «землепашеское» ви́дение мира и современное. Рассказчик, в общем-то, не идентичен герою, не ограничен его горизонтами, не исчерпывается его непроизвольной самохарактеристикой. Это и персонаж романа, и одновременно его автор. Такое тождество принципиально важно для прозы Новака.

Этим определяется и речевая специфика романа. Отсекается, с одной стороны, все способное служить лишь плоскому этнографизму, вульгарной стилизации под простонародность, подделке того, что подделать нельзя, а с другой стороны — все явно чужеродное изображаемому, вступающее в конфликт с местной и социальной определенностью. Языковая ткань повествования сплетается главным образом из тех элементов, которые возможны и уместны как в литературном языке, так и в народно-бытовой речи. Новак, определяя свой стилевой идеал применительно к прозе, как-то заметил:

«…Мне хотелось бы, чтобы это был крестьянский дневник, крестьянский сказ: сидит кто-нибудь на пороге и рассказывает».

Народность языка, как ее понимает Новак, основывается, конечно, не на локально-социальной исключительности, а на его чистоте. Простота и строгий вкус оказываются надежными союзниками сочности, живописности и эмоциональности слова.

Обратившись к другому из вошедших в данный том романов — «Пророк», мы увидим, что художественное мастерство писателя приобрело здесь новые грани и оттенки.

Новак разрабатывает в «Пророке» новую тему, описывает героя иного типа, нежели в предыдущих романах. Прекрасно зная проблемы польской деревни во всей их сложности, стремясь представить ее людей в богатом разнообразии характеров и судеб, он избирает своей темой уход сельского жителя в город. Явления этого он касался и раньше. Но теперь он освещает его в специфическом ракурсе, показывая, что по-всякому можно воспринимать положительные и отрицательные стороны городской жизни, что на разный лад можно приобщиться к культуре города, что не всегда это приобщение связано с духовным ростом личности.

Ендрусь, герой-повествователь «Пророка», лишен той цельности, которая присуща персонажам других книг Новака. Человеческая цельность, настаивает писатель, возможна лишь на основе устойчивых общественных связей. Судьба же Ендруся, который вряд ли может вызвать симпатию у читателя, как раз такова, что связи эти обрываются, и этим определяется его социально-психологический облик. Уход парня в город — это бегство, совершенное тайком от близких. И вызван этот уход не тягой к иному типу культуры, а побуждениями чисто негативного свойства: желанием раз и навсегда обрезать нити, связывающие героя с сельским укладом, его моральными нормами, скинуть с себя власть не только предрассудков, но и традиций по-прежнему жизненных, уйти не только от отцовского деспотизма, но и от извечного служения земле, от работы по неумолимому каждодневному побуждению и (если удастся) от труда вообще. В город влечет героя не желание найти дело по душе, а стремление «сменить кожу», скинуть с себя мужицкое, «пропитаться» — чисто внешне, в речи, манерах, облике — городским, «чистеньким». Не на заработки Ендрусь едет в город. Наоборот: значительная сумма тайно от родителей накоплена им перед бегством из деревни, чтобы в городе сделать при случае «панский» жест и на первых порах полностью отдаться самодрессировке. И не знания ему нужны: аттестат зрелости без хлопот приобретается за деньги.

Перейти на страницу:

Все книги серии Библиотека польской литературы

Похожие книги

1. Щит и меч. Книга первая
1. Щит и меч. Книга первая

В канун Отечественной войны советский разведчик Александр Белов пересекает не только географическую границу между двумя странами, но и тот незримый рубеж, который отделял мир социализма от фашистской Третьей империи. Советский человек должен был стать немцем Иоганном Вайсом. И не простым немцем. По долгу службы Белову пришлось принять облик врага своей родины, и образ жизни его и образ его мыслей внешне ничем уже не должны были отличаться от образа жизни и от морали мелких и крупных хищников гитлеровского рейха. Это было тяжким испытанием для Александра Белова, но с испытанием этим он сумел справиться, и в своем продвижении к источникам информации, имеющим важное значение для его родины, Вайс-Белов сумел пройти через все слои нацистского общества.«Щит и меч» — своеобразное произведение. Это и социальный роман и роман психологический, построенный на остром сюжете, на глубоко драматичных коллизиях, которые определяются острейшими противоречиями двух антагонистических миров.

Вадим Кожевников , Вадим Михайлович Кожевников

Детективы / Исторический детектив / Шпионский детектив / Проза / Проза о войне