А ларчик просто открывался

Спала я долго и крепко. Проснувшись уже ближе к полудню, долго лежала в кровати, обдумывая события вчерашнего сумасшедшего дня. На сегодня дел у меня было не так уж много. Хотя, с другой стороны, кто его знает. Все будет зависеть от того, как будут разворачиваться события после разговора с родителями Хаврошина.

На меня это было совершенно не похоже, но я не торопилась проверять свою новую гипотезу. Что-то подсказывало мне, что прежде не мешало бы все хорошенько обдумать. Хотя по большому счету обдумывать пока еще было нечего. Слишком мало информации, а выстраивать четкую линию поведения, основываясь только на догадках, по-моему, попросту глупо. Но какое-то шестое чувство говорило мне, что с этим делом предстоит еще немало хлопот.

Ладно, хватит толочь воду в ступе — надо действовать.

Я наконец встала с кровати, приняла душ и, наскоро перекусив, отправилась по выданному мне директором музея адресу. Дом, где жил убитый охранник, находился на углу улиц Ульяновской и Рахова. Это не так уж далеко от меня, поэтому я решила прогуляться пешком. Народу на улице было немного, что изрядно удивило. Я даже подумала, не пропустила ли какого-нибудь праздника, поскольку обычно так безлюдно на улицах Тарасова бывает только в преддверии очередного торжества, когда озабоченные граждане, уже обеспечив себя всеми необходимыми продуктами, сидят по квартирам и готовятся к празднованию. В обычные же будние дни улицы города так переполнены народом, что невольно создается впечатление, будто в Тарасове никто не работает и все население целыми днями праздно шатается по улицам.

Подойдя к дому и найдя нужный подъезд, я обнаружила приятный сюрприз в виде двери с кодовым замком. А вот никакого переговорного устройства, с помощью которого можно было бы связаться с жильцами, обнаружить так и не удалось. Пришлось стоять под дверью и ждать, пока кто-нибудь не появится из тех, кто живет в этом подъезде. Но ожидания оказались напрасными — по закону подлости из подъезда выходить никто не собирался, равно как и входить в него. Не возвращаться же мне домой…

От нечего делать я стала внимательно изучать кнопки с цифрами. На мое счастье, замок был поставлен довольно давно, и код в нем явно не менялся. Мне легко удалось вычислить код по стершимся и потемневшим от длительного использования цифрам на кнопках, и вскоре я уже стояла на площадке восьмого этажа, куда доехала в заплеванном, зато работающем лифте.

Дверь мне открыла пожилая женщина в темно-зеленом махровом халате.

— Здравствуйте, вы, должно быть, мама Михаила Хаврошина? — предположила я.

— Да, — удивленно ответила женщина, — но я вас не знаю.

— Вот мои документы, — я протянула паспорт и удостоверение. — Я частный детектив, зовут меня Татьяна Александровна Иванова.

— Частный детектив… — так же удивленно пробормотала хозяйка квартиры. Видимо, до сих пор она считала, что частные детективы существуют только в американских сериалах. — А что вы хотите от меня?

— Я веду независимое расследование ограбления музея Радищева, и мне хотелось бы поговорить с вами по этому поводу. Вы могли бы сделать мне такое одолжение?

— Не знаю, чем я могу вам помочь, — после моих слов об ограблении она заметно погрустнела, — но проходите…

Я вошла в квартиру. Женщина закрыла за мной дверь и, указав на зал, сказала:

— Пройдемте туда, пожалуйста.

— Спасибо, — я уселась на диван. — Скажите для начала, как вас зовут?

— Татьяна Владимировна.

— Очень приятно, Татьяна Владимировна.

— Мне тоже, — вежливо ответила хозяйка дома. — Так я вас слушаю.

— Во-первых, прошу прощения за то, что потревожила вас, но иначе я поступить не могу. Хочу принести вам свои соболезнования по поводу того, что произошло с вашим сыном.

— Благодарю вас, — сдержанно ответила Хаврошина, но было видно, что этот разговор для нее крайне неприятен.

— Вы уж извините, но по долгу службы я обязана задать вам несколько вопросов о вашем сыне.

— Ничего страшного, я ведь уже говорила со следователем из милиции. Так что даже знаю, о чем именно вы будете меня спрашивать. Речь ведь пойдет о Мишиной судимости?

— И об этом тоже, — честно говоря, я была несколько смущена.

— Вы знаете, что бы там ни говорили, Миша неплохой парень. И в тюрьму он попал по глупости — молодой был, связался с какими-то ублюдками… А главное, ведь он это для меня сделал.

— В каком смысле?

— Понимаете, я тогда тяжело болела, очень тяжело. Нужны были деньги и для операции, и на лекарства. Отец Миши давно умер. Погиб на работе. Несчастный случай. На него упал подъемный кран на стройке. И вот я заболела. Денег не хватало. После университета Миша — он мехмат закончил — никак не мог устроиться на работу, а на мою пенсию не проживешь. Что только сын не пробовал: и вагоны разгружал, и на улице торговал… А главное, что обидно, он очень талантливый парень. И специальность у него вроде неплохая — программист. Но, видно, не судьба. А тут эти приятели его… Я всегда ему говорила, что до добра эта дружба не доведет. Они намного старше его, даже не знаю, какие у них могли быть общие интересы…