И рванул через забитый тесный холл к лестнице. Сам не знаю, почему, но, выйдя из лаборатории, я испытал сильное раздражение, хотя Алина не сделала ничего, чтобы вызвать такое чувство. Может быть, сказалось напряжение последних недель, бесконечные анкеты, инструктажи, соглашения… Сама Алина показалась мне ласковой, тихой девочкой, может быть, даже симпатичной, если одеть её нормально, а не в эти обноски. И всё-таки было что-то, что так и подзуживало развернуться, вбежать в кабинет Иры и отказаться от этого самого странного в моей карьере проекта. Удерживал только гонорар; я не переставал удивляться Ирине, которая сумела выбить для «А-линии» не только лучшие кадры и лаборатории, но и сказочное финансирование.
Ну, и ещё научный интерес, конечно, удерживал. В конце концов, я первый в истории нейропсихолог, которому доведётся адаптировать пациентку после полного излечения олигофрении.
Ира, легка на помине, догнала меня у входа в чистую зону, куда не пускали пациентов.
– Пойдём поедим, – безапелляционно предложила она. Я всё ещё беспочвенно кипел, но перечить ей в малом было себе дороже.
Мы молча дошли до фудкорта персонала, так же молча набрали на подносы еды. Босс кивнула в сторону углового столика за кадкой с разлапистой пальмой. Мы сели. Она побрызгала руки санитайзером, вытянула из салата лист капусты и принялась рвать его на мелкие кусочки. Я наблюдал за ней некоторое время; это крошилово странным образом успокаивало. Потом отпил тёплый, мутный кофе.
– Ну?
– Без ну, – сквозь зубы отозвалась Ира. – Что скажешь?
– В сочетании с твоими выводами – похоже на рассеянный склероз. Честно говоря, пока сложно поверить, что она восстановится полностью.
– Она уже восстановилась полностью. – Ирина отряхнула с ладоней остатки капустного листа и посмотрела на меня устало и зло: – Не говори так, пожалуйста. Извини. Я взвинчена.
«Я заметил», – так и вертелось на языке. Хорошо, не слетело.
– Что-то идёт не по плану, и ты от меня скрываешь?
– Да нет… – вздохнула она. – Просто… Мы столько прогнозировали, и я верю моделям, но всё-таки всё это в первый раз… И Алина как бомба. Бомба замедленного действия.
– Так и есть. Замедленного. – Я кивнул, осторожно накрыл ладонью холодную, сухую и исцарапанную руку Ирины. – Не нервничай так. Всё пройдёт отлично, я тебе говорю.
Ира сдавленно, нервно хихикнула. Полезла в телефон, быстро прокрутила какой-то документ.
– Так… Смотри. Завтра она должна пробыть в здравом уме уже минут двадцать. Лучше вызвать её из грёз с утра пораньше. Сможешь приехать к шести?
Я прикинул в уме – Руся сегодня в ночь, значит, завтра придёт как раз около пяти. Позавтракаем вместе, а потом помчусь в институт.
– Да. Вполне. Значит, у меня завтра работы будет на двадцать минут?
Ира рассмеялась – уже менее напряжённо.
– Побольше. Тебе надо заполнять карточку каждого посещения. Забыл?
– Скорей, не привык. Ничего. Всё впереди.
– О да. У тебя будет куда больше двадцати одного дня, чтобы закрепить привычку.
– Ира, – я склонился к ней и слегка понизил голос. – Скажи… Как по-твоему… в смысле, не по графикам, не по прогнозу, а по-твоему. Сколько времени уйдёт на полную адаптацию?
– Ты видел модель, – пожала плечами она. Наколола на вилку половинку черри и расплющила о бортик тарелки. Семечки и сок брызнули ей на блузку.
– Я говорю не о модели. Я говорю о твоём мнении. О твоей интуиции учёного, если хочешь.
Ирина склонила голову, втянула воздух. Отправила в рот остатки черри.
– У меня нет оснований не доверять расчётам. Я думаю, всё действительно уложится в квартал. Плюс-минус несколько недель.
– Хорошо, – удовлетворённо кивнул я.
– На когда подали заявление? – проницательно усмехнулась начальница.
– Пятнадцатое декабря.
Она махнула рукой, чуть не сбив мой стакан с кофе.
– Успеете. Ладно, Игорёк, приятного аппетита. Я что-то расхотела.
Сгрузила со своего подноса коробку с бургером, встала и, глянув на широкие мужские часы, пробормотала:
– До завтра…
– До завтра, Ир, до завтра.
Глава «А-линии» дёрнула головой в знак прощания и унеслась обратно в свой кабинет – переделанную из каморки комнатку, полную газетных вырезок, распечаток кардиограмм и черновых набросков с прогнозами развития и адаптации пациентки Белозёровой А.И.
После ночи Руслана всегда приходила бодрой, приносила стопки свежих фотографий, смеялась, но обычно заряда хватало минут на сорок – затем она падала на кровать и просыпалась только часа через три-четыре.
Я поставил будильник на четыре пятьдесят – ещё даже не рассвет, – но проснулся всё равно позже, от скрипа ключа. Вскочил и, на ходу приглаживая волосы, помчался в кухню.
– Привет, мой хороший! – крикнула Руслана, гремя дверью. – Встал?
– Да, да… Я в кухне, Русь!