Меня не волнует, опозорюсь ли я, скручиваясь в положении эмбриона на мягком диване, когда толпа людей окружает меня, и кто-то прикладывает влажную ткань к моему лбу. В животе появляется какое-то странное, новое чувство. Я кричу, и перед глазами все темнеет.
ГЛАВА ДВЕНАДЦАТАЯ
— Что с ней?
Джеймс... мой Джеймс. Он здесь. Подождите, а где «здесь»? Как же больно.
— С ней все было хорошо, но потом ей стало плохо, — с грустью говорит Сильвия.
Почему она грустная. Где мой Джеймс?
— В хирургическое отделение, живо, — слышу я чей-то голос и чувствую, как мое тело вибрирует, когда меня везут. Я лежу на чем-то мягком и не могу открыть глаза. Я слабо хватаюсь за простыню и еле-еле приоткрываю веки. Джеймс бежит рядом со мной, и его рука сжимает мою. Он смотрит на меня, и я вижу, что его зеленые глаза блестят от слез.
— Все будет хорошо, — говорит он и сжимает мою руку. — Прости.
За что он просит прощения?
***
— Мистер Фриман, подождите здесь, — говорит мужской незнакомый голос. Должно быть, я снова потеряла сознание.
— Пожалуйста, не дайте ей умереть, — молит он сквозь слезы, пока меня увозят, и темнота вновь поглощает меня.
***
— Ее аппендикс лопнул. К счастью, мы успели вовремя, но яд распространился. Какое-то время она будет в критическом состоянии, — тихо говорит женщина. — Яд вызвал инфекцию, которая называется «перитонит». Мы сделали все возможное. И теперь все, что мы можем сделать — это ждать.
Я слышу голос Джеймса. Его рука сжимает мою.
— Малышка, пожалуйста, не оставляй меня. Пожалуйста.
— Она справится, — говорит Мари. Я слышу всхлип, который может принадлежать только Джессике. Я хочу их утешить, сказать, что я здесь, но я не могу двигаться. — Она справится.
В животе все будто горит, причиняя дикую боль. Все мое тело горит. Я чувствую, будто меня оторвали от тела. Как будто меня уже там нет, но все же я там.
— Малышка, — тихо говорит Джеймс, и я чувствую, как его лоб прижимается к моему. — Я люблю тебя. Мне очень жаль, что все так вышло. Прости меня.
— Она справится, — я слышу успокаивающий голос Сильвии. — Ты знаешь, что она справится.
Тьма поглощает меня.
***
— Медсестра! — слышу я суету в палате. Кто-то что-то вытаскивает из моего горла, я открываю рот и задыхаюсь. Я хочу открыть глаза. — Она в порядке?
— Да, она просыпается. И это нормально, — говорит женский голос. — С ней все будет хорошо, мистер Фриман. Ее показатели в норме, температура спала, и она хорошо реагирует на лечение.
Я слышу облегченный всхлип, и Джеймс целует меня в лоб. Мне требуется несколько минут, что кажутся часами, но я все-таки открываю глаза. В комнате темно, только лампа над моей кроватью освещает комнату. Я медленно нахожу взглядом Джеймса.
— Ох, Майя, — вздыхает он, и слеза стекает вниз по его щеке. — Майя. Слава Богу, я...
— Эй, — говорю я тихо и касаюсь его руки. — Я опять хочу спать.
Он кивает и целует меня в нос.
— Я люблю тебя. Так сильно люблю.
— Я знаю, — я слабо улыбаюсь ему и проваливаюсь обратно в темноту.
***
Я чувствую легкий ветерок на своем лице и слышу звук вентилятора, который гудит где-то слева от меня. Я открываю глаза и улыбаюсь. Палата заставлена цветами, от которых стоит божественный запах, а еще открытками и подарками. Солнечный свет льется сквозь открытые жалюзи. Я в отдельной палате. Я знаю это, потому что в такой палате лежал мой отец.
— Эй, — мягкий голос Джеймса ласкает мои уши. Я слабо улыбаюсь и смотрю на него. Он растрепанный и все еще в своем костюме, в том самом, в котором был вчера с утра и до этого происшествия. Легкая щетина, которая появилась на его лице, очень ему идет. — Я скучал по тебе, малышка.
— Я тоже скучала по тебе, — говорю я и беру его за руку. Мой голос хрипит из-за того, что я долго не разговаривала. — Ты в порядке?
Он смеется и говорит мне с искренней улыбкой:
— Я в порядке? Ты с ума сошла?
Я слегка киваю.
— Я думаю, что мы уже установили данный факт.
— Как ты себя чувствуешь?
— Как будто я прошла через ад и вернулась обратно, — я стону и моргаю, прогоняя сон. — Как долго я была в «отключке»?
— Сегодня четверг, ты была в «отключке» три долгих, мучительных дня, — говорит он, и его глаза сверкают от слез. Я больше никогда не хочу видеть слезы на его лице. От этого мое сердце разрывается. — е. Мы почти потеряли тебя, малышка. — Его плечи дрожат, и он прижимает голову к моей руке. — Ты умерла на две долбаных минуты. Тебя отвезли в операционную, и тогда ты… твое сердце… у тебя начался сердечный приступ, и тогда ты просто…
Я провожу пальцами по его волосам, едва в состоянии держать свою руку.
— Я просто пыталась держать их в напряжении, ты же знаешь, какая я проказница, — говорю я, и он закатывает глаза. — Итак, когда нам можно заниматься сексом?
Он усмехается чертовски сексуальной улыбкой и целует меня. Я улыбаюсь и вижу, как Сильвия заходит в палату с двумя чашками кофе в руке. Она выпрямляется, кажется, от облегчения, ставит кофе на стол и идет прямо ко мне. Взгляд у нее уставший и грустный. Интересно, она была здесь все время?