А мы с тобой, брат, из пехоты

— «Хороший командир»? Хороший командир тот, кто залезет в душу солдата и все его невзгоды, все его мысли изучит хорошо и постарается ему помочь, укрепить веру, если у него горе, чтоб это горе как-нибудь ушло от него. Вот это «хороший командир» называется. Это тот, кто о своем солдате заботится так же, как он бы заботился, например, о своем сыне! Вот это командир называется! Я всегда знакомился со своими солдатами на отдыхе или во время передышки. На фронте кино нету, театра нету, танцев нету — в окопах сидишь. О чем-то надо с солдатами разговаривать? Вот ты их изучаешь: с какой области, кто у него дома, жена, дети, мать, отец и так далее. Переписку имеет или нет, может, у него какое горе… Командир должен знать солдат!

— Говорят, плохому командиру могли и пулю в спину пустить. Не боялись?

— Никогда не боялся! Потому что я, как офицер, перед своей ротой или перед своим взводом не заслужил того, чтоб в меня стреляли! Кроме того, я не впереди шел, а сзади солдат. Я могу его стрелять, но не он! Но представим себе, что я выскочил и кричу: «Вперед! За мной! За Родину! За Сталина!» И кто-то мне в спину стреляет? Такого не может быть!

— Огонь стрелкового оружия, минометный огонь, артиллерийский, бомбежка — что труднее всего преодолеть?

— Все трудно на войне. Тяжелее всего — артиллерийско-минометный огонь. Немцы открывают огонь из стрелкового оружия, заставляя нас залечь. Как только наша пехота легла, тут же вызывается огонь артиллерии и минометов. Я как командир, каким бы плотным был огонь ни должен вывести подразделение. Иначе погибнет много людей. А выводить только вперед. Пусть я метров на сто продвинусь, но я уже выиграю бой. Пока там они передадут на огневую, чтобы изменили наводку, мы уже выйдем из-под обстрела.

— Бывало такое, что ваша рота побежала?

— Нет. Вы что! Вот возьмем взвод. Наступление. Противник открыл огонь. Взвод залег, по нему бьют минометы. Если один солдат встал и побежал, а командир это дело не пресек — знай, что за ним побежит второй, а потом и весь взвод убежит. Потому что, когда лежишь, бьют по тебе, а ты видишь, что Ваня или Петя убежал, в тылу жить будет, почему ты должен здесь лежать и умирать? Задача командира не допустить, чтобы первый убежал. Иногда приходилось и расстреливать бегущих… У меня в роте расстреляли командира взвода грузина Тцхамелидзе. Вот у него так, как я рассказал, весь взвод убежал, и его по приговору трибунала расстреляли. Но чтобы твой солдат не побежал, до боя, ты его должен подчинить своей воле, чтобы, какое бы тяжелое положение ни было, он не мог бы без твоего разрешения бросить поле боя. Это же война! Вот так мы воевали!

— Десантом на танки часто приходилось садиться?

— Бывало. Шесть человек помещается лежа на трансмиссии. Когда танки вступают в бой, мы соскакиваем и свой танк охраняем — танк идет, и мы рядом с ним. По танку стреляют. Если попало в солдата — ну, представляешь — куски мяса! Это очень страшно!

— Убитых как хоронили?

— В общей могиле солдат и офицеров.

— Неформальные лидеры во взводе, в роте были?

— У меня был бывший уголовник, весь в наколках. На ногах написано: «Они устали». На руках: «Умри, злодей, от моей руки», «Люблю мать родную и отца-подлеца». Как-то проходит мимо меня, а я стою так, жду своего заместителя. Честь мне не отдал. Я подозвал его: «А ну-ка вернись!» Он вернулся. «Застегнись!» Он застегнулся. Я говорю: «Я ж твой офицер! Твой командир. Ты проходишь мимо меня, почему честь не отдаешь?» Он смотрел-смотрел: «А! Честь, да? На, б… ть, на, б…ть, на, б…ть». Несколько раз. Я ему спокойно говорю: «Десять суток строгого ареста!» А строгий арест, значит, через день кормят — один день тебя кормят нормально, а второй день дают только воды и кусок хлеба. Посадили его. После этого как миленький честь всем офицерам отдавал. Вот воспитание, слушай! Это армия! Это ж не колхоз!

— У вас в роту приходили на пополнение так называемые «чернорубашечники»?

— Про «чернорубашечников» я и не слыхал. Но я помню, например, в Латвии на пополнение русских не давали, а давали почему-то эстонцев. Ходили слухи, что они ночью офицеров из вагонов выбрасывают. Когда наш эшелон погрузился, чтобы ехать на фронт, я был настолько испуган, что думал: «На фронте, слушай, я не погиб, а тут какой-то эстонец меня выбросит с вагона! И погибну здесь!» Поэтому ночью дежурным ставил только комсомольцев. Я сам не спал! Я боялся! В бою не боялся, а вот что мой солдат меня выбросит с вагона, вот этого боялся!

— Как вы оцениваете качество пополнения в 42-м и 45-м?