Я замираю. Что-то больно колет в сердце. Я почему-то сразу об этом не подумала. Получается, Юля не только имя у моей дочери украла? Она еще и сына моего получит в случае, если Сергей добьется опеки?
— Мама, что ты такое говоришь?! — вскрикиваю в отчаянии. Прикрываю рот рукой. — Я Даню этой стерве не отдам! Ни за что не отдам! Он мой… У меня, может, больше детей не будет!
— Тсс, Дашенька, ты только не волнуйся, — мама бросает блины, гладит меня по спине, по плечам. — У суда нет причин отдавать опеку над Даней Сергею. Ты отличная мать, у нас прекрасная семья. А вот Сережа пьет, это доказать будет совсем несложно. Я бы на твоем месте начинала на него тайком компромат собирать. Лишним не будет.
Я растерянно смотрю на нее. На душе тревожно и тоскливо. Почему так? Изменил мне Сережа, ребенка завел на стороне он, а со всем миром за право быть с сыном сражаться придется мне? Что за несправедливость?
Глава 21
— Не сиди, Даша, давай, помогай мне на стол накрывать, — мама трогает меня за плечо. — Это я еще сваху не видела. Интересно, она в курсе, что любимый сыночек вторую семью завел?
— Юля утверждает, что в курсе. Что это Анна Николаевна уговорила ее родить.
— Вот же стерва! А на юбилее мне улыбалась, в глаза заглядывала… — мама топает ногой, в ее глазах вспыхивает злость. — Какая двуличная сволочь. Все, объявляю Сухоруковым войну!
Я понуро иду к буфету и достаю чистые тарелки. Я и сама мысленно готовлюсь к войне с Сережей и его мамой. Только если они начнут требовать опеку над Даней, малой кровью это не обойдется. Суд, конечно, на их сторону встанет только в крайнем случае, но нервы мне они потреплют.
После завтрака Даня отправляется с дедушкой во двор, красить качели, а я заставляю себя принять ванну. Отчаяние такое, что мне даже шевелиться лишний раз не хочется, но надо, надо показать Сергею, что со мной все в порядке.
Я тщательно сушу волосы с помощью фена, укладываю их стайлером. Наношу на лицо косметику, выбираю длинный сарафан из льна нежного цвета неба — в обед обещают плюс тридцать. Тщательно отглаживаю сарафан, а потом несколько минут оценивающе рассматриваю себя в большом, до пола зеркале в деревянной оправе. «Так-то лучше», — подмигиваю себе грустно.
В полдень перед воротами нашей дачи торжественно притормаживает «лексус». Я выглядываю в окно мансарды, и в сердце неприятно колет. Сергей выбирается из машины. Он, как всегда, безупречен. Светлая футболка, джинсы, мягкие белые туфли из кожи — его молодит этот бренд. Что и говорить — мой муж довольно привлекательный мужчина. А то, что при деньгах, и вовсе возносит его до небес. Да только опалила меня его измена, сожгла почти дотла.
Муж достает с заднего сиденья пакеты. Там продукты, сладости, фрукты. Заходит во двор.
Данька, завидев отца, бросает кисточку с белой краской и на всех парусах несется к нему.
— Папа! Папа! — радуется он. Виснет у него на шее.
Я медленно прикрываю глаза. Вот как так случилось, что теперь папа будет всего лишь гостем в нашем доме?
— Привет, сыночек! — Сергей прижимает его к себе. Приобняв за плечи, идет вместе с ним по дорожке к моему папе, который усердно красит качели.
— Добрый день, Николай Викторович, — здоровается первым.
Отец сдержанно кивает. Руку не подает, прикрывается тем, что они перепачканы в краску. Сергей все понимает, на его лице мелькает недовольство. Как же так, тесть руку посмел не подать?
— Даша дома? — летит холодный вопрос.
— Дома, где ей еще быть?
— Ну, мы к ней тогда. Да, сынок?
Данька кивает. Ведет Сергея в дом.
Я спускаюсь по деревянной лестнице.
— Дашенька, привет, — Сергей ставит пакеты на стол, торопится ко мне. — М-м-м, какая же ты красивая!
Не успеваю увернуться, как он мягко привлекает меня к себе, целует в щеку, и меня обдает дорогим мужским парфюмом. Таким родным, и в то же время горьким. Предательство горькое на вкус, теперь я это знаю.
Мягко отстраняюсь. В моих глазах затаенная боль.
Жестом приглашаю его сесть на диван в гостиной, а сама осторожно присаживаюсь на край. Данил, не церемонясь, плюхается между нами.
Сергей виновато смотрит на меня. Берет мою руку в свою.
— Даш, давай домой, а? Не могу я один, без тебя там все будто умерло, — произносит печально.
— А ты Юлю приведи. Оживет все сразу, — подмигиваю ему холодно. Или это у меня просто глаз на нервной почве дергается? Не разобрать.
Сережа шумно вздыхает. Закатывает глаза.
— Даш, ну, что ты заладила? Думаешь, если бы Юля мне была нужна, я бы ее не привел? Не нужна она мне. То, что она воспользовалась моим состоянием, не делает ее равной тебе.
— Как ты мог, Сережа? Ты же знал, что Ангелина — это имя нашей с тобой малышки. Зачем называть так дочь от любовницы? Других имен нет? Неужели не понимаешь, какую сильную боль вы мне причинили?