Читаем А мы служили на крейсерах полностью

— Корабль катится влево!

— Левая вперед малый!

— Штурман, курс!

— Товарищ командир, курс……градусов!

— Обе вперед средний!

Выскочили! Если только это слово применимо к слону в посудной лавке, лихо развернувшемуся на пятке, и выскочившему из этой самой лавки…

А сзади шапуля — загляденье.

В отступление, на секундочку.

Шапка для паросиловых крейсеров как бы фирменным знаком качества была.

Еще когда в далеком 68-м мы выходили в море на старой, 1939-го года постройки «Славе», и при проходе бонового заграждения нагнетающая вентиляция котельных отделений вдруг начала бешено выть — старые, заставшие еще войну мичмана радовались: «Годки шапочку дают!»

В принципе, когда паросиловой корабль идет — над трубой никакого дыма нет, при хорошей организации и обученности котельных машинистов.

Но!

Традиция на Черноморском флоте была — при последнем проходе бонового заграждения, перед самым увольнением в запас — шапку дать. Попрощаться, так сказать.

То есть так врубить котлы, что шапка черного дыма вылетала из труб корабля.

Причем самое во всем этом безобразии главное было — «отсечь» эту самую шапочку. То есть опять же так котлами управлять, что дымление из труб мгновенно прекращалось. Как отрезанное.

По этим вот признакам и определяли подготовленность котельных машинистов. В этом и был высший класс и высшая подготовка всей четырехлетней службы.

Начальство конечно ругалось, за «шапку» наказывало, но однако ж иногда, неофициально между собой поспоривали, у кого годки четче «шапочку» выдадут.

Да-а-а.

А тут уж, возвращаясь к теме рассказа — не до отсечки было. Весь Алжир в черном дыму. Пароход — он и есть пароход.

А на набережной — весь дипкорпус Алжира, наблюдают.

Командир эскадры по мостику мечется. Вторую сигарету чуть не в засос вытягивает:

— Ну, командир, ну лихо, ну утешил…Есть еще моряки…

Вышли мы. И пошли. А под вечер — телеграмма из Главного Штаба. Цитирую по памяти, уж может в чем и ошибаюсь:

«Ретранслирую телеграмму, полученную по дипломатическим каналом Министерства иностранных дел.

„Столица Алжира и дипкорпус с восхищением наблюдали за блестящим маневрированием крейсера. Никогда до этого корабли такого класса не выходили из порта Алжир самостоятельно. Советские моряки за четыре дня визита сделали для укрепления авторитета СССР больше, чем можно было ожидать. Посол СССР в Алжире“».

Стоит ради такого служить, а?

И сейчас считаю, что стоит.

И надеюсь, что нынешние моряки тоже служат не только ради зарплаты, но и ради вот таких моментов, когда сделано дело, и сделано хорошо, и сам рад этому.

И чье-то еще доброе слово еще больше греет и радует, и душа поет, и хочется жить и жить.

А командир…

Чем больше лет с той поры проходит, тем понятнее он и ближе становится.

И все плохим казавшееся теперь полным вздором представляется.

А вот такие моменты — все ярче и ярче.

Так наверное и должно быть.


КРБГ

Раньше, в застойные так сказать, времена, большое внимание «рабочим династиям» уделяли. Вот и у нас в семье тоже «рабочая династия», только флотская получилась. Скоро век, как мои родственники морю служат. При этом, повторюсь, династия именно рабочая, так как в общем уж очень больших высот в службе никто особенно не достиг, но по полжизни отдавали морю почти все родственники, да и до сих пор отдают…

Мы как-то даже смеясь почти целый офицерский экипаж сформировали, и командир был, и помощник, и механик, и связист, и штурман (правда «минус политработник») и даже химик.

И не без того- на боевой в Средиземном встречались иногда.

Но история — то не об этом вовсе, а о КРБГ-5.

Это — корабельный бета-гамма радиометр. Хорошенький такой приборчик, и цена у него, тоже, хорошая. Вместе с серебряно-цинковыми аккумуляторами — на стоимость «Волги» ГАЗ-24 тянул. Но про цену я потом узнал.

К каждому такому приборчику источник ионизирующего излучения прилагался, для тестирования. Ну источник, кто не знает — коробочка пластмассовая, в ней — капелька металла.

Радиоактивного.

Присказка кончилась.

Я обязанности старпома принимал далеко то родной базы.

Не знаю как другие — а для меня эта должность выстраданная и выслуженная была, и ощущал я себя ну прямо как тот молодой старшина из рассказа Канецкого — йогом высшей квалификации. Все могу. Все умею. И все время себя как бы со стороны наблюдаю.

Командиры боевых частей рапортами доложили, старшины отдельных команд — тоже. Вопросов нет. Осталась химия, которая на кораблях второго ранга — прямо на старпома замыкается. Тут проблемы оказались. Какая-то там железяка разграбленной оказалась, что-то еще по мелочи. А в самом конце приема химии подходит командир отделения и тихонько так докладывает, что мол нету одного источника радиоактивного излучения.

Что? Источник? — а, ерунда. Придем в базу — новый получим (говорю же, йог!)

Перейти на страницу:

Похожие книги

Николай II
Николай II

«Я начал читать… Это был шок: вся чудовищная ночь 17 июля, расстрел, двухдневная возня с трупами были обстоятельно и бесстрастно изложены… Апокалипсис, записанный очевидцем! Документ не был подписан, но одна из машинописных копий была выправлена от руки. И в конце документа (также от руки) был приписан страшный адрес – место могилы, где после расстрела были тайно захоронены трупы Царской Семьи…»Уникальное художественно-историческое исследование жизни последнего русского царя основано на редких, ранее не публиковавшихся архивных документах. В книгу вошли отрывки из дневников Николая и членов его семьи, переписка царя и царицы, доклады министров и военачальников, дипломатическая почта и донесения разведки. Последние месяцы жизни царской семьи и обстоятельства ее гибели расписаны по дням, а ночь убийства – почти поминутно. Досконально прослежены судьбы участников трагедии: родственников царя, его свиты, тех, кто отдал приказ об убийстве, и непосредственных исполнителей.

А Ф Кони , Марк Ферро , Сергей Львович Фирсов , Эдвард Радзинский , Эдвард Станиславович Радзинский , Элизабет Хереш

Биографии и Мемуары / Публицистика / История / Проза / Историческая проза
Идея истории
Идея истории

Как продукты воображения, работы историка и романиста нисколько не отличаются. В чём они различаются, так это в том, что картина, созданная историком, имеет в виду быть истинной.(Р. Дж. Коллингвуд)Существующая ныне история зародилась почти четыре тысячи лет назад в Западной Азии и Европе. Как это произошло? Каковы стадии формирования того, что мы называем историей? В чем суть исторического познания, чему оно служит? На эти и другие вопросы предлагает свои ответы крупнейший британский философ, историк и археолог Робин Джордж Коллингвуд (1889—1943) в знаменитом исследовании «Идея истории» (The Idea of History).Коллингвуд обосновывает свою философскую позицию тем, что, в отличие от естествознания, описывающего в форме законов природы внешнюю сторону событий, историк всегда имеет дело с человеческим действием, для адекватного понимания которого необходимо понять мысль исторического деятеля, совершившего данное действие. «Исторический процесс сам по себе есть процесс мысли, и он существует лишь в той мере, в какой сознание, участвующее в нём, осознаёт себя его частью». Содержание I—IV-й частей работы посвящено историографии философского осмысления истории. Причём, помимо классических трудов историков и философов прошлого, автор подробно разбирает в IV-й части взгляды на философию истории современных ему мыслителей Англии, Германии, Франции и Италии. В V-й части — «Эпилегомены» — он предлагает собственное исследование проблем исторической науки (роли воображения и доказательства, предмета истории, истории и свободы, применимости понятия прогресса к истории).Согласно концепции Коллингвуда, опиравшегося на идеи Гегеля, истина не открывается сразу и целиком, а вырабатывается постепенно, созревает во времени и развивается, так что противоположность истины и заблуждения становится относительной. Новое воззрение не отбрасывает старое, как негодный хлам, а сохраняет в старом все жизнеспособное, продолжая тем самым его бытие в ином контексте и в изменившихся условиях. То, что отживает и отбрасывается в ходе исторического развития, составляет заблуждение прошлого, а то, что сохраняется в настоящем, образует его (прошлого) истину. Но и сегодняшняя истина подвластна общему закону развития, ей тоже суждено претерпеть в будущем беспощадную ревизию, многое утратить и возродиться в сильно изменённом, чтоб не сказать неузнаваемом, виде. Философия призвана резюмировать ход исторического процесса, систематизировать и объединять ранее обнаружившиеся точки зрения во все более богатую и гармоническую картину мира. Специфика истории по Коллингвуду заключается в парадоксальном слиянии свойств искусства и науки, образующем «нечто третье» — историческое сознание как особую «самодовлеющую, самоопределющуюся и самообосновывающую форму мысли».

Р Дж Коллингвуд , Роберт Джордж Коллингвуд , Робин Джордж Коллингвуд , Ю. А. Асеев

Биографии и Мемуары / История / Философия / Образование и наука / Документальное