Читаем А мы служили на крейсерах полностью

В море — и в море, а кушать хочется всегда… а надо отметить, что проблема эта достойно решалась. Фрахтовался в каком — то пароходстве танкер, совершенно гражданский, под красным флагом, и ходил он по всем Средиземноморским странам, куда военным «вход воспрещен», закупал дешевое продовольствие и воду, и развозил по эскадре.

Вот, стою под Тунисом, а тут как раз свеженький танкер, из Союза, в Палермо идет…ну и меня попутно заправить назначили.

Утречком снялся, швартуюсь, приглашают на борт.

Поднимаюсь. На мосту — старпом и зам. Мастер мол отдыхает. Но щщас..

И действительно, приглашают в каюту.

Маастееер!

Роста среднего, рыжеватый…а в талии… Ни до, ни после таких не видел. Итальянцы потом на него два месяца джинсы искали, а ремень так и не смогли найти — ну нету таких размеров «во всей честной Италии» — пришлось мне потом ему ремень от офицерского снаряжения подарить, в вооруженных силах все есть. Если хорошо поискать.

Но это к делу не относится.

Сели, закурили, служебные вопросы порешили, заправка идет, все путем…

Мастер на меня оценивающе так посмотрел, и говорит:

— Ну и как тут у вас с антиалкогольным указом?

Я ему, что мол, никак. Не дошло это все до нас. То есть бумага дошла, а так…

Он тут же — бутылку «Московской особой» на стол…

Я:

— Не рано в десять утра?

Он:

— Не рано. В самый раз.

Приложились.

Буфетчицу он вызывать не стал, сам говорит сделаю. И ставит в салоне у себя на электроплитку — была у него там такая — банку сосисок в томате. Подогреть чтобы.

Еще приложились. Кончилась бутылка. Вторая объявилась.

Хорошо сидим… Разговариваем.

Вдруг — кааак шарахнет что — то…

Взрыв…на танкере…во время заправки…!

А под бортом — мой пароход — та еще пороховая бочка…

Реакцию капитана описывать не берусь — а я протрезвел в секунду.

А секунды идут…и тревоги не у меня на пароходе, ни у него на танкере нет…Тишина.

Помидорами запахло…Ёёёёё…

Если слоноподобные птицы бывают — то мастер ту птицу изобразил, когда из — за стола — в салон вылетел…

А там!…

Салон сверху до низу в томатном соусе горячем. Клочья сосисок — по палубе валяются, и в середине — банка консервная, на «звездочку» разорванная…

Вот так и посиделки кончились.

А тут и заправка к концу подошла.

Хорошо конечно посидели, только у капитана буфетчица потом три дня салон отчищала, а я вот разлюбил сосиски в томате.

Снова такой стресс испытывать что — то не хочется.


Спирт

Как с пьянством бороться — вопрос всегда для Вооруженных Сил острый. И вот однажды выяснилось, что способы разные возможны.

У нас весь экипаж с полгода в рот не брал. Ни один матрос.

А началось — то все задолго до описываемых событий, когда еще в ремонте мы стояли.

Пароход у нас был «спицфицкий», напихано в него всякого много было. И была одна системка, так, ничего особенного, цистерночка на восемь тонн, трубочки по бортам через весь корабль, ну еще кое — что. И выяснилось уже в заводе, что проверить ее можно — согласно документов — только закачав туда четыре тонны спирта. И опрессовав затем азотом. Такая вот хитрость.

Ну да в заводе — какие хитрости. Написано — сделано. Спирт закачали, под давлением подержали, убедились, что все ладненько, и слили — в цистерну обратно.

Ну и списали, как водится — расходный же материал.

Жидкость в цистерне поначалу мутноватой была, за долгие годы в системе худо — бедно грязи поднакопилось…а потом осветлела…

Лючек технологический вскрыли бережно — благодать!

Черпай ее хоть ведрами…

Так и поступали.

Перед задачей командир меня вызывает в каюту и говорит:

— Старпом, завтра задачу сдаем, не сочти за труд, отнеси в штаб бригады, отдай минеру, он там самый старый флагман, правильно распределит.

И кивает на эмалированное ведро под крышкой, что у его стола стоит. А там — двенадцать литров благодати.

Что и говорить, задачи мы все сдавали с первого предъявления и не хуже чем на «хорошо». Но, по правде говоря, и экипаж старался немало — всем уже этот ремонт надоел — дальше некуда. Так что не только благодаря спирту. Да и время такое было — одним спиртом всех вопросов не решишь, надо было и дело делать.

В общем все в жилу шло, служилось в удовольствие — без всяких шуток.

Однако всему — и хорошему и плохому — когда — то конец приходит.

Вот и спирт когда — то кончился.

И оказалось, что в цистерне той, на дне, грязь со спиртом вперемежку.

Видели ли вы когда — нибудь спиртовое болото? Нет, вы не видели спиртового болота…А уж запах……

Нда-а-а… А чистить надо.

Вот, утречком, с подъема флага выделили личный состав, заинструктировали насмерть, чтоб значит ни — ни, обеспечивающих, старшего, изолирующие противогазы проверили — вперед!..

Где — то часа через два — три, старший над этой командой в каюту ко мне вваливается, и, запинаясь:

— Тащтан третьего ранга, разрешите доложить, чистить больше не можем. Все — в хлам.

И чувствуется, что он — тоже.

Как так — а так.

Цистерночка небольшая, грязи спиртовой в ней — по колено, лючек технологический — узенький, помещение, где происходило все это — тоже небольшое. Хорошенько не проветришь.

Перейти на страницу:

Похожие книги

Николай II
Николай II

«Я начал читать… Это был шок: вся чудовищная ночь 17 июля, расстрел, двухдневная возня с трупами были обстоятельно и бесстрастно изложены… Апокалипсис, записанный очевидцем! Документ не был подписан, но одна из машинописных копий была выправлена от руки. И в конце документа (также от руки) был приписан страшный адрес – место могилы, где после расстрела были тайно захоронены трупы Царской Семьи…»Уникальное художественно-историческое исследование жизни последнего русского царя основано на редких, ранее не публиковавшихся архивных документах. В книгу вошли отрывки из дневников Николая и членов его семьи, переписка царя и царицы, доклады министров и военачальников, дипломатическая почта и донесения разведки. Последние месяцы жизни царской семьи и обстоятельства ее гибели расписаны по дням, а ночь убийства – почти поминутно. Досконально прослежены судьбы участников трагедии: родственников царя, его свиты, тех, кто отдал приказ об убийстве, и непосредственных исполнителей.

А Ф Кони , Марк Ферро , Сергей Львович Фирсов , Эдвард Радзинский , Эдвард Станиславович Радзинский , Элизабет Хереш

Биографии и Мемуары / Публицистика / История / Проза / Историческая проза
Идея истории
Идея истории

Как продукты воображения, работы историка и романиста нисколько не отличаются. В чём они различаются, так это в том, что картина, созданная историком, имеет в виду быть истинной.(Р. Дж. Коллингвуд)Существующая ныне история зародилась почти четыре тысячи лет назад в Западной Азии и Европе. Как это произошло? Каковы стадии формирования того, что мы называем историей? В чем суть исторического познания, чему оно служит? На эти и другие вопросы предлагает свои ответы крупнейший британский философ, историк и археолог Робин Джордж Коллингвуд (1889—1943) в знаменитом исследовании «Идея истории» (The Idea of History).Коллингвуд обосновывает свою философскую позицию тем, что, в отличие от естествознания, описывающего в форме законов природы внешнюю сторону событий, историк всегда имеет дело с человеческим действием, для адекватного понимания которого необходимо понять мысль исторического деятеля, совершившего данное действие. «Исторический процесс сам по себе есть процесс мысли, и он существует лишь в той мере, в какой сознание, участвующее в нём, осознаёт себя его частью». Содержание I—IV-й частей работы посвящено историографии философского осмысления истории. Причём, помимо классических трудов историков и философов прошлого, автор подробно разбирает в IV-й части взгляды на философию истории современных ему мыслителей Англии, Германии, Франции и Италии. В V-й части — «Эпилегомены» — он предлагает собственное исследование проблем исторической науки (роли воображения и доказательства, предмета истории, истории и свободы, применимости понятия прогресса к истории).Согласно концепции Коллингвуда, опиравшегося на идеи Гегеля, истина не открывается сразу и целиком, а вырабатывается постепенно, созревает во времени и развивается, так что противоположность истины и заблуждения становится относительной. Новое воззрение не отбрасывает старое, как негодный хлам, а сохраняет в старом все жизнеспособное, продолжая тем самым его бытие в ином контексте и в изменившихся условиях. То, что отживает и отбрасывается в ходе исторического развития, составляет заблуждение прошлого, а то, что сохраняется в настоящем, образует его (прошлого) истину. Но и сегодняшняя истина подвластна общему закону развития, ей тоже суждено претерпеть в будущем беспощадную ревизию, многое утратить и возродиться в сильно изменённом, чтоб не сказать неузнаваемом, виде. Философия призвана резюмировать ход исторического процесса, систематизировать и объединять ранее обнаружившиеся точки зрения во все более богатую и гармоническую картину мира. Специфика истории по Коллингвуду заключается в парадоксальном слиянии свойств искусства и науки, образующем «нечто третье» — историческое сознание как особую «самодовлеющую, самоопределющуюся и самообосновывающую форму мысли».

Р Дж Коллингвуд , Роберт Джордж Коллингвуд , Робин Джордж Коллингвуд , Ю. А. Асеев

Биографии и Мемуары / История / Философия / Образование и наука / Документальное