А наутро радость

День угасал, и Анни знала, что сегодня ей не позвонят. Но надежда никак не хотела умирать. «Он позвонит завтра, – уверяла она себя. – Сначала он проверяет другую девушку. Но она окажется неподходящей для этой работы, и он позвонит мне».

На следующий день Анни пошла в лавку, чтобы купить яблоко к своему ланчу, состоявшему из сэндвича с джемом.

– Вчера, – начал бакалейщик, – вы сказали, что не знаете, почему сюда ходите.

– Я просто умираю от желания это узнать, – саркастически ответила она.

– Я вам скажу: потому что вам сюда близко.

– Как вас зовут? – спросила она.

– А вам зачем?

– Я люблю знать имена людей, которые мне не нравятся. – Анни взяла свое яблоко и удалилась. Поделом ему, подумала она.

Он не нравился Анни. Она чувствовала, что по какой-то неведомой причине именно бакалейщик виноват в том, что ей не позвонили насчет работы. Анни привыкла, чтобы люди отвечали на ее дружеские авансы. Бакалейщик не ответил. Из-за этого Анни утратила уверенность в себе. Она считала, что ее неуверенность передалась телепатическим путем потенциальному работодателю. Ему не нужна секретарша, которая не уверена в себе. Вот почему он не позвонил.

Однако телефон зазвонил незадолго до полудня. Анни уже ждала на верхней ступеньке.

– Кого? – спросила хозяйка. Пауза. – Сейчас посмотрю. – Она позвала: – Анни-и-и?

– Я здесь! – Хозяйка подскочила: Анни стояла у нее за спиной.

– Это вас, Анни, – объявила хозяйка (хотя в этом не было необходимости) и вернулась на кухню.

– Алло! – бодро, деловым тоном произнесла Анни.

– Анни?

– О! Это всего лишь ты, Карл.

– Черт возьми, Анни, что это значит: «всего лишь ты»! Это как-то странно.

– Я думала, это тот человек, насчет работы.

– Вот по какому поводу я тебе звоню: ты знаешь, что по субботам я играю в теннис с моим японским другом?

– Как его зовут?

Карл произнес что-то вроде «Горацио Джонси».

– Он спросил, хочу ли я играть в эту субботу.

– И ты собираешься?

– Видишь ли, в субботу будет неделя, как мы поженились. И я думал, что мы могли бы это отпраздновать – только ты и я. Мне не обязательно играть в теннис.

– Нет, обязательно, Карл. А я приду на тебя посмотреть.

– Это будет последний раз в этом году. На следующей неделе корты закрываются.

– Тем более не стоит пропускать эту игру. Откуда ты звонишь?

– Из закусочной. Любишь меня?

– Да.

– Скажи это.

– Я люблю тебя.

– Пока, Линда, моя самая любимая на свете. – Он засмеялся и повесил трубку, прежде чем она смогла вставить хоть слово.

Анни так и не дождалась своего телефонного звонка.

С дневной почтой прибыло письмо от матери. Она знала манеру речи своей мамы, но понятия не имела, как та пишет. У мамы не было образования, но она отнюдь не была неграмотной. Подобно Анни, она четко формулировала свои мысли.

«Дорогая дочь!

Я пишу тебе.

С твоей стороны плохо было убежать из дома после того, как я сил не жалела, чтобы правильно тебя вырастить.

Но ты поступила неправильно.

Я посадила розовую розу, а вырос репейник.

Да, вот так.

Теперь ты говоришь, что вышла замуж.

Я говорю: что сделано, того не воротишь.

Говорю тебе это, потому что я твоя мать.

Когда родится ребенок, не трезвонь об этом повсюду.

Лучше темни, потому что это не их дело, если ребенок появился до срока.

А потом переезжай в другое место, где тебя никто не знает – чтобы не считали по пальцам насчет тебя.

Я гадала на чайной заварке, и тебя ждут тяжелые времена.

Я твоя мать.

Так что я не молюсь, чтобы ты хлебнула бед, как я.

Я молюсь, чтобы у тебя была только половина бед, которые были у твоей матери. Потому что только так ты поймешь, как плохо поступила со своей матерью».

– Не проклинай меня, мама, – всхлипнула Анни.

Она перечитала письмо еще раз и на этот раз объективно оценила его.

Мама несомненно умеет писать, подумала Анни. Каждое предложение – мысль; каждая мысль – абзац. Она пишет о том, что есть, что было и что, по ее мнению, могло бы быть.

Прочитав письмо, Анни ощутила печальную нежность к маме. Она рассказала Карлу о письме, когда он вернулся домой, и попросила его прочитать.

– Она не сердится – скорее больно задета, – сказал он.

– Но, Карл, разве обязательно было желать мне беды? Еще накликает!

– Никто не может их накликать, Анни. Беды приходят сами.

– Думаю, скоро придет письмо и от твоей матери, Карл.