А наутро радость

Пока она искала в телефонном справочнике номер «центовки», пришел отец Лесса. Он не постучался – просто открыл дверь и вошел. Затем положил на кухонный стол сумку с яблоками в знак благодарности за то, что Анни присматривала за ребенком. Взяв на руки сына, он направился к дверям.

– Погодите минутку, – окликнула его Анни. – У Голди мальчик или девочка? – Лопин Лопин проигнорировал вопрос. – Спроси его, Карл, – попросила она. – Он слишком гордый, чтобы разговаривать с женщиной.

– Как жена? – грубовато, как мужчина мужчину, спросил Карл.

– Принесла мне девочку, – коротко ответил Лопин.

* * *

В понедельник бакалейная лавка Лопина, как всегда, была открыта. Лопин распиливал кости позади прилавка, а постройневшая Голди позволяла людям делать покупки.

«Три дня – и она уже в полном порядке! – подумала Анни. – Значит, роды не так уж страшны. Даже если у человека узкий таз».

Лесс, волоча за собой пеленку, приветствовал Анни как старого друга. Бросившись на пол, он обхватил ее ногу обеими руками и повис. И не отпускал, когда его мать повела Анни в заднюю комнату взглянуть на новорожденную. Анни шла, а Лесс ехал за ней на животе.

– Он может загнать себе занозу в пупок, – заметила Анни.

– Тогда я не завидую этой занозе, – ответила Голди.

Лопины жили в одной комнате. Там были двуспальная кровать, раковина, плита и круглый стол со стульями. А еще – большой холодильник для мяса, молока, масла и других скоропортящихся продуктов из лавки. Четыре перевернутых деревянных ящика, составленных вместе и накрытых тонким тюфячком, служили постелью стоику Лессу. У трех стен выстроились консервы, продукты в упаковках, мешки с картофелем, луком и яблоками и другие товары.

Новорожденная, спавшая в бельевой корзине на столе, была очень красивой. Словно розовый бутон, готовый раскрыться в любую минуту, подумала Анни. У малышки были прямые черные волосы, казавшиеся влажными, и тяжелые веки; ноги были согнуты, как у лягушки, собравшейся прыгнуть. Анни спросила, сколько весит девочка. Голди не знала, но с готовностью отнесла ее в лавку и взвесила на весах для мяса.

– Восемь с половиной, – объявила она. – Точнее, восемь с четвертью: у Лопина на весах всегда выходит немного больше.

Анни позволили отнести новорожденную обратно в корзину. Она инстинктивно держала ребенка правильно.

– Как будто мои руки специально сделаны под нее! – воскликнула Анни.

– Бог создал женщин для детей.

– Как, Голди? Вы верующая?

Голди пожала плечами:

– От этого нет вреда.

– А как вы собираетесь назвать ребенка?

– Лили Пэрл.

– Лили Пэрл! О, как красиво! Звучит как чистый прохладный ручеек, который бежит по гладким белым камням.

– Мой мужчина – это он выбрал имя, – сказала Голди.

Анни трудно было поверить, что этот темный нелюдимый индеец смог придумать такое легкое воздушное имя.

– Мир полон сюрпризов, – сказала она. В ответ Голди лишь пожала плечами.

По пути домой Анни помахала мисс Эгги, стоявшей в витрине своего магазина. Она надевала домашнее платье на безголовый манекен. Мисс Эгги не стала махать в ответ.

– В чем дело? – пробормотала Анни себе под нос.

Когда она входила в коттедж, зазвонил телефон. Женский голос, явно измененный, сказал:

– Миссис Браун?

– У телефона!

– Вам следует быть осмотрительнее, миссис Браун. Вы здесь совсем недавно. И вы не сможете поладить с людьми Лопина, если будете дружить с женщиной, которая живет в грехе с мужчиной и рожает детей в грехе.

– Кто вы? – спросила Анни.

– Скажем так – я друг.

– Это спорный вопрос, – сказала Анни, используя одну из формулировок Карла. – И эта женщина замужем, друг мой.

– Замужем? – Позвонившая была так возмущена, что даже забыла изменить голос. – Замужем? Значит, они женаты только потому, что постояли под деревом с парочкой индейцев, один из которых произнес над ними какую-то абракадабру? Тьфу!

– Да, женаты! Женаты согласно религии индейцев и согласно закону. Это называется общее право, как сказал мой муж. А уж он-то знает, потому что собирается стать юристом. – Анни сделала театральную паузу перед репликой под занавес. – Спасибо за звонок… мисс Эгги. – Она злорадно улыбнулась, вешая трубку. «Ну что, получила?» – подумала она, очень довольная собой.

15

Июнь наступил слишком быстро. Анни чувствовала, как с приближением церемонии выпуска изменилась атмосфера в кампусе и университетском городке. Она часами размышляла над составляющими этой перемены. Как она заметила, радостное волнение смешивалось с сентиментальной ностальгией. Тон задавали будущие выпускники.

Вполне возможно, думала Анни, что четыре года, проведенные здесь, составляют как бы переходный период между прошлым и будущим. За это время мальчики и девочки превращаются в мужчин и женщин. Они приезжают из дома совсем юными: лет семнадцати-восемнадцати, самые способные – в шестнадцать лет. Может быть, им это неизвестно – но в тот день, когда они покидают свой дом, отправляясь в университет, заканчивается домашний период их жизни.