А не пошел бы ты? (СИ)

- И что? Вот скажи честно, чего ты ожидал, когда признавался мне? Что я кинусь к тебе в объятья? Я мужик, твою мать, а не девка. Ты урод, отравлявший мне жизнь, а теперь ты хочешь, чтобы я ВНЕЗАПНО влюбился в тебя. Да этот глупый договор ничего не значит. Ни-че-го. Мне похуй на тебя, просто льстит твое внимание, - по мере монолога я распалялся, начиная нести полуправду-получушь. – И знаешь что? Никто не полюбит тебя, хоть будь ты трижды нежным, потому что ты двуличная мразь. Понял?

О да, конечно, мне отвешивают пощечину, но не кончиками пальцев, а их основаниями, отчего стало очень больно, а моя голова безвольно мотнулась. Я уже хотел возмутиться, начать оскорблять его, но мне впились в губы поцелуем. Нежностью тут и не пахло, Брук будто бы нарочно старался сделать больнее, прикусив губу до крови, проталкиваясь грубо в мой рот своим языком, одновременно сжимая шею руками, не давая закрыть рот. И черт возьми, я честно не хотел отвечать, но эта грубость меня неслабо завела. Я приоткрыл рот, кусая его в ответ, вцепившись руками в его футболку на груди. Пьяная голова отказывалась соображать, от такой грубости я нехило возбудился, ничего не осознавал, но думал, что это все похоть.

- Кхм-кхм, может, все же втроем? – в проем двери просунулась ехидная морда Кирилла, а мы отскочили друг от друга, опомнившись.

21. Продаться подороже.

- Кири-и-ил, ты там что-то предлагал? – я воззрился на «приятеля» пьяным взглядом. Как же хочется побесить Брука!

- Ага, - Кир икнул и вышел из-за двери уже весь целиком, - хочешь.

- Хочу, - мой мозг где-то внутри меня с ужасом осознавал, что я, о бог мой, КОКЕТНИЧАЮ. Кошмар.

- Ты никуда не пойдешь, - снова началось… Достал уже.

- Да ты мне никто, понял?! – я резко развернулся в сторону Брука, демонстративно вытирая губы. – Хватит за меня решать!

Что-то я начинаю опасаться, как бы меня снова не ударили. А с возбуждением что-то да надо делать…

- Мое тело - мое дело, что хочу – то и делаю, - я распалялся все сильнее, практически выплевывая ему слова в лицо. Когда же до этого мудака дойдет, что он мне никто? Что, как бы он ни старался, он ничего не изменит? Что я не смогу полюбить его, если вообще могу любить? И как он, эта мразь, смеет что-то решать за меня?!

- Кир, пошли, - уже намного тверже голосом зову парня, который тоже, видно, от всех этих криков, уже протрезвел.

- Ага, - парень кивает и пытается взять меня за запястье, но меня резко разворачивает к себе лицом один излишне самоуверенный человек.

- Ты. Никуда. Не пойдешь, - выдыхает он мне в лицо и тащит меня вниз по лестнице.

- Да какого хрена? – возмущаюсь я по дороге вниз, отчаянно пытаясь вырваться.

- Я так сказал.

О. Мой. Бог. Лучше бы тебе было не говорить этого. Я с яростью выдергиваю-таки руку и бью ей ему по спине. Нервы срывает, и горло сжимается непонятно почему. Опять дежавю…

- Почему ты все решаешь за меня?! – ору на весь подъезд, не беспокоясь о соседях. Плевать я на них хотел. Плевать на все хотел! Почему все так?!

- Я… - он осекается, разворачиваясь ко мне лицом, потому что я с размаху даю ему пощечину. Потом еще и еще. Пока руки не начинают нещадно болеть, от постоянных перехватываний Брука.

- Ты урод.

- Ага, - беспрекословно соглашается он, удерживая обе мои руки.

- Кретин.

- Да, - снова вздыхает он.

- Я тебя ненавижу, - щурюсь от злости и тяжело дышу, как после пробежки.

- А вот тут ты врешь, - он быстро наклоняется ко мне и прихватывает губами мою нижнюю губу. Нежно проводит по ней, не дав мне даже укусить его, хотя я пытался. Сначала. Целоваться с Бруком – это необъяснимо. Этот невообразимый коктейль страсти, горечи, ненависти, любви, слез, боли – все сливается в один поцелуй. Я путаюсь в себе, окончательно путаюсь. Ненамеренно, но расслабляюсь, Брук опускает руки, зажавшие мои, и прижимается ближе, настойчиво углубляя поцелуй. С его стороны горечь и любовь, с моей ненависть и боль: это огонь, огонь в моей и его груди. Пусть он разный, но он смешивается. Невольно, приятно смешивается.

Скоро у меня не будет сил противиться этому. Скоро я могу сдаться. И уже четкий ответ «не хочу» не вырисовывается. Никак, совсем.

- Мфпф, - мычу я, наконец опомнившись. Уперев руки ему в грудь, с невольным сожалением, промелькнувшим глубоко внутри, я оттолкнул его.

- Придурок, - бросил я, торопливо принимаясь спускаться дальше. Почему-то стало стыдно. Кажется, я веду себя как какая-то шлюха: сначала ору, как резанный, чтоб меня не трогали, а от малейшего поцелуя готов броситься на шею. Нет, я не продажный. Я не продам свое сердце за такие гроши.

Брук, молча спускающийся за мной, тоже о чем-то думает. А меня это не должно волновать. Я и так из-за него вечеринку пропустил.

Каждый из нас ищет способ продаться подороже. Кто-то продает душу, вроде бы самое ценное, что есть у человека. Отдают почти даром или же неимоверно дорого. В таких вопросах нет слов «очень» или «не очень». Есть лишь дорого и дешево.