Наконец, Рон отстранился и украдкой, чтобы Гермиона не заметила, вытер глаза пыльным оборванным рукавом. Они поняли друг друга без слов: теперь обоим требовалась передышка, немного тишины и одиночества, чтобы справиться со всем, что на них навалилось за это время. Откуда-то издали Рона окликнул Невилл, и приятель торопливо ушёл на зов, оставив Гермиону одну.
Вдох-выдох. Вдох-выдох.
Близ обрушенной груды осколков, бывших горгульей, что восседала под высоким потолком холла, виднелся рыжий отблеск, и Гермиона торопливо направилась к нему, присела и дрожащими от волнения руками схватила пострадавшую за руку. То была та самая девчонка-первокурсница, маленькая, рыжая и мёртвая. До Гермионы не сразу дошло, что пульса нет, и она продолжала лихорадочно трясти ребёнка, прислушиваясь к сердцебиению и пытаясь её разбудить. Холодная, недвижная, точно фарфоровая кукла, девочка покоилась у неё на руках — ещё одна из жертв битвы, её последняя жертва.
Не вполне понимая, что делает, Гермиона поднялась с колен, по-прежнему сжимая ребёнка в руках, непроизвольно убаюкивая и стараясь защитить от всего, даже от взглядов, которые будут ждать её в Большом зале, куда нужно отнести тело. Тело…
Присутствие Полумны она ощутила скорее как поступь одного из школьных призраков — да Лавгуд его и напоминала своей бледностью и отрешённостью. Её как будто не коснулось всё случившееся: взгляд по-прежнему слегка расфокусирован, точно она высматривает мозгошмыгов и прочую ересь, движения замедленные и плавные, и даже голос звучит как-то потусторонне.
— Энни Мурроу, первый курс Гриффиндора, — произнесла Полумна, из-за плеча Гермионы разглядывая помертвевшее веснушчатое лицо девочки. — Она была очень храбрая для первокурсницы. Я видела несколько раз, как она кралась к домовикам на кухню, чтобы добыть еду для тех, кого задерживали на отработки эти Кэрроу. Невилл пару раз брал вину за это на себя, чтобы она не пострадала.
Прохладные руки Полумны соприкоснулись с руками Гермионы.
— Давай я отнесу её, — предложила девушка, догадавшись, как нелегко это будет сделать кому-то другому. — Вот так…
С излишней осторожностью Гермиона передала девочку Полумне, и та, прижав ребёнка к груди и так же рассеянно покачивая, точно убаюкивая, направилась в сторону Большого зала своей странной, чуть танцующей походкой. Девушка застыла на месте, смотря вслед ушедшей, затем отвернулась, направив взгляд в сторону разбитых дверей замка, за которыми вовсю сияло солнце и рождался новый, свободный день. Где-то там настигали бежавших Пожирателей, там искали пропавших и выживших, там остались разбушевавшиеся великаны и кентавры. Зачарованная тенями, мелькавшими на свету, ушедшая в свои мысли, Гермиона не сразу услышала оклик — скорее, почувствовала, что нужно отвернуться. Взгляд её медленно вернулся к входу в Большой зал, и оттуда вдруг появился пока ещё неясный силуэт.
Вдох-выдох. Вдох-выдох.
Они неотрывно смотрели друг на друга пару секунд, а затем медленно, будто неуверенно двинулись навстречу, сойдясь почти на середине вестибюля. Обнять Фреда было сродни возвращению домой, и Гермиона сильно прикусила нижнюю губу, борясь с подступившими слезами горечи и облегчения; прерывисто дыша, она путала пальцы в рыжих волосах, уткнувшись в родное плечо и позволив сжать себя так сильно, что, казалось, вот-вот треснут рёбра. На какое-то мгновение всё будто утратило смысл — да и было ли что-то важнее того, что он жив, что они оба живы, что у них есть такая непозволительная роскошь — быть вместе после всего, что обрушилось на Хогвартс?..
Вдох-выдох. Вдох-выдох.
Комментарий к Глава 2
Заранее прошу прощения за ошибки и опечатки, если они встретятся.
========== Эпилог ==========
2 мая 1998 года.
Гермиона открыла глаза.
Небо было по-прежнему голубым — таким, каким и должно оставаться вне зависимости от обстоятельств, как нечто постоянное в изменчивом мире. Будто бы ничего не произошло, будто бы ничто не способно измарать его пронзительную голубизну. И пусть дальше от земли поднимаются дымки костров, пусть дальше траву марают брызги крови, а в воздухе вперемешку с тошнотворными запахами разносятся возгласы как ликования, так и печали — небеса будут такими же недосягаемыми и равнодушными к людским бедам.
Если подумать, то нужно радоваться тому, что всё кончено, что битва выиграна и исход её в пользу светлой стороны… Да вот только не получается, когда находишься в центре развалин знаменитой школы чародейства и волшебства, видишь искалеченных или погибших людей, слышишь стоны их родных и близких. Когда ощущаешь свою вину за то, что сейчас не они, а ты жив и стоишь здесь, совершенно посторонний чужому горю, неспособный ему помочь. После этого чувствуешь себя не победителем, а проигравшим.