А он не вернулся из боя

— А меня на послезавтра. Мам, как же мне не хочется к нему идти! Как вспомню его наглые, скотские глазенки, его ухмылку, как подумаю, что опять придется слушать его бессмысленные слова, хвастовство, как он один в боях уничтожал десятки душманов… А каким тоном он говорит про наших солдат и офицеров! Все у него трусы, предатели, один он — настоящий герой.

— И ведь никто его не одернет, не поставит на место. Говорят, в Москве, когда он донимал Антона с Лешей, быстро разобрались, что это за кадр, и отправили в Минск к постоянному месту службы. Да, все мамы погибших ребят, кто имел с ним дело, говорили, что он со всеми так себя ведет.

— Ну, что поделаешь, мам, — Таня обняла Анну Степановну за плечи. — Время какое тревожное. В стране разлад, людям нет работы, зарплату не платят, в магазинах пустые полки. Наши ребята, которые прошли войну в Афганистане, оказались брошенными руководством страны. Горбачев этот — политическая балаболка. Складывается впечатление, что мы им до лампочки.

— Ты права, доченька, нам надо держаться вместе с такими же мамами, поддерживать наших ребят, инвалидов.

Они устроились на диване и еще долго разговаривали, вспоминая Андрея.

Назавтра Анна Степановна ровно в десять утра была в здании КГБ. Новиков встретил ее не как обычно, с наглой улыбкой. Он явно был чем-то озабочен. Конечно, Бровикова не могла знать, что сегодня утром Новикова вызвал начальник управления и сухо сказал, что если он не будет давать результаты в работе, то его отправят в Брянск.

— Ты же родом из Смоленска, не так ли?

— Да, но мои родители переехали в Беларусь. Отец стал работать в заводской столовой, благодаря этому мы и выжили.

— Так вот, делай выводы. Пришла команда из Москвы, что в Брянске нехватка кадров.

Новиков уже давно понял, что надо отстать от семьи Бровиковых, но ему доставляло удовольствие разговаривать с испуганными женщинами, и особенно рассказывать им о себе. Даже себе он не хотел признаться, что он трус и в Афганистане просидел как мышь под веником, ни разу не услышав свиста пули. В душе он завидовал даже рядовым, на груди которых были ордена и медали.

Анна Степановна сухо поздоровалась и остановилась недалеко от дверей, дожидаясь традиционных «проходите, присаживайтесь». Но, элементарные вещи не для Новикова. Он спросил:

— Анна Степановна, а вы не слышали как погиб Николай Коблик?

— Почему не слышала, слышала. Ребята рассказывали, да и сама Вера Федоровна, мама его.

— Ну, сама может и наговорить, — глядя в сторону, с раздражением произнес Новиков.

— Товарищ майор, почему вы всех в чем-то подозреваете?

— Подозревать, — перебил ее Новиков, — это моя обязанность. Стоять на страже государственной безопасности — это не значит быть добреньким. А я что, кого-нибудь арестовал, можете привести пример? А выяснять я обязан всё. Мне, например, совершенно непонятно, как Головнева позволила себе швырнуть орден сына чуть ли не в лицо Генеральному Секретарю ЦК КПСС, Президенту Советского Союза Горбачеву Михаилу Сергеевичу? Думаю, вы понимаете, что такой поступок не красит воинов-интернационалистов и их родителей, да и нашу республику.

— Головнева — председатель Всесоюзной организации родителей и вдов воинов-интернационалистов, погибших или пропавших без вести в Афганистане.

— Вот-вот, так и добиваются призвания и должности.

Анна Степановна почувствовала, как гнев закипает в ее душе. Еле сдерживаясь, она сказала:

— Товарищ майор, я вас очень прошу, чтобы впредь вы меня вызывали не по телефону, а повесткой, и сегодня прошу дать мне соответствующий документ, чтобы я смогла предъявить его на работе и оправдать свое отсутствие на рабочем месте.

Новиков опешил. Он покраснел, но, взяв себя в руки, многозначительным тоном заявил:

— Послушайте, неужели вы не понимаете, что я могу вас вызвать, позвонив вашему руководству? Что, думаете, после этого вам будут больше доверять?

Анне Степановне хотелось запустить в лицо этому наглому мужику графин с водой, стоявший на соседнем столике.

— Вы ошибаетесь, мне как раз доверяют и будут доверять. И вообще, мое руководство может позвонить вашему руководству, — спокойно ответила Бровикова.

Новиков еще больше покраснел, такого поворота в разговоре он не ожидал. А Бровикова продолжила:

— В конце концов, я хочу понять, что вы хотите от меня и от моей невестки?

— Как это — что? Я разбираюсь, что произошло там, в Афганистане, уж больно загадочное исчезновение вашего сына. Я обязан знать обстоятельства гибели каждого военнослужащего.

— Да, да. А Вера Федоровна Коблик после ваших заявлений сейчас готовит требование об эксгумации, чтобы еще раз убедиться, что она похоронила своего сына. А ведь ни у кого, кроме вас, нет сомнений в его героической гибели и в том, что он прибыл к маме в цинковом гробу.