А отличники сдохли первыми.. (СИ)

— Трупы — это полбеды. Завтра сюда явятся центровые. — Перебил мою нервную речь старшина Китов. — Проверить, что произошло. Скорее всего, нас ждёт очередной бой. Послезавтра у меня будут новые раненые. После-послезавтра — новые дезертиры. В течение недели комсомольцы и октябрята перегруппируются и попробуют устроить реванш. Ходят слухи о том, что ленинские намерены наладить контакт с сельскими бандами на левом берегу… И это мы ещё не вспоминаем про Энгельс… Однако, вовсе не это заботит меня сейчас больше всего…

— А что же? — Вырвалось у меня на автомате.

Так. Хорош мандражировать! Перед тобой пацан, который даже ещё не бреется! Ты чего разнервничался-то, душегуб?! Ты ж такую селёдку белобрысую пачками резал!

— Видите ли… — Парень в шинели глубоко вздохнул и откинулся на спинку стула. — Это тактические задачи. А я стараюсь думать ещё и о стратегии.

Как там сказал Егор? «Он один мог думать на пару шагов вперёд». «Как будто всю жизнь готовился к такому»… Ладно. Молчишь — умнее выглядишь. Давай-ка послушаем, что ещё скажет…

Помолчав и отведя взгляд в сторону — словно что-то припоминая, старшина добавил:

— Сейчас мы живём в мире победившего инфантилизма. Вам знаком этот термин?

— Э-э-э… — Я всё-таки решил блеснуть познаниями в психиатрии. — Это психическое расстройство личности. При котором человек патологически не способен принимать на себя ответственность за что либо. И не может строить планы длиннее, чем на пару дней вперёд. Как ребёнок…

— Так точно. — Он опять придвинулся вперёд и заглянул мне в глаза, опираясь на худые ладони. — И, если я правильно понимаю текущую ситуацию, сейчас так себя ведут девяносто девять процентов населения земного шара. Дальше чем на сутки вперёд не планируют. Виноватым во всём и всегда считают кого-то другого. И ждут, что скоро придёт кто-то взрослый и всё за них исправит. Всё починит, включит обратно свет и воду. Всё вернёт как было. Вот вы же так не думаете, я надеюсь?

— Я думаю, что никто ничего уже не исправит. И никто никому ничего не вернёт. — Самообладание понемногу возвращалось ко мне обратно, не смотря на неотрывный взгляд этих пытливых глаз.

— А вот я стараюсь думать иначе. И хочу не только исправлять поломанное, но и пытаться предотвращать будущие проблемы. А перечислять эти проблемы можно долго. — Казалось, он опять посмотрел на меня несколько разочаровано. — Например, если ничего не предпринимать, то в наших широтах никто не переживёт следующую зиму. Кроме жор, как это ни было странно…

— И как же это можно предотвратить? Наладить сельское хозяйство, перебив десятки миллионов заражённых? На удобрение их пустить? Или каким-то чудом восстановить подачу воды и электричества, устроить гидропонные фермы в подвалах?

— Это просто пример, об этом позже… — Пацан отмахнулся от моего вопроса, словно от мухи. — Допустим, мы запаслись провиантом и перезимовали. А что будет с теми, кто за это время достигнет совершеннолетия? Если все мы рано или поздно превратимся в таких же безумцев, как наши родители… Зачем тогда цепляться за жизнь сейчас, мучая себя и других?

— Это риторический вопрос?

— Нет. Это всего лишь одна из задач, которые я пытаюсь решить. Может, и не самая насущная. Но тут хотя бы виден горизонт.

— Многовато на себя берёшь, приятель. — И опять я почувствовал себя так, как будто сказал какую-то нелепость в разговоре с более взрослыми друзьями.

— А больше некому… Как я посмотрю… — И снова командир кадетов тяжело вздохнул. — Жизнь без борьбы — всего лишь медленный суицид…

Вот тут, пожалуй, я был с ним согласен. Вопрос только в цели этой борьбы. Похоже, он пытался нащупать способ заставить меня делать то, что нужно ему. Что ж… Мне тоже от тебя кое-что нужно. Может и сторгуемся.

— Вы, возможно, один из немногих людей на земле, которые не страдают инфантилизмом. А значит, я могу быть с вами откровенен. Мне нужна ваша помощь. Нам нужна ваша помощь.

Что и требовалось доказать, мать твою! Откровенен он…

— Хм… Честно говоря, я бы не особо возражал против расклада, при котором через пару-тройку лет я останусь единственным разумным человеком на земле. Я и до катастрофы-то людей не особо любил. И откровенно не понимал, как можно с ними иметь дело серьёзнее какой-нибудь двухкопеечной торговли. Так что ты, командир, походу стучишься в закрытые ворота…

— Возможно… — Старшина Китов поднял со стола рацию и щёлкнул переключателем. — Вика… Скажи, пожалуйста, что он здесь…

Положив рацию обратно, он опять откинулся на спинку стула и начал изучать свои ногти, чего-то ожидая.

За дверями кабинета послышался приближающийся торопливый стук маленьких башмачков. И через пару мгновений двери с шумом распахнулись.

— Кир!!! — Алина бросилась ко мне через весь кабинет с распахнутыми руками. Подбежав к стулу, на котором я сидел, она обхватила меня за плечи и прижалась к груди.

— Простите меня, пожалуйста! Я больше никогда так не буду глупить! Правда, я буду всё делать правильно! Всегда буду слушаться! Больше никогда! Никогда!!! — Она тараторила не переставая и, кажется, расплакалась, дрожа всем телом.