А.П.Чехов: Pro et contra

Г-н Чехов, говоря о своем герое, в сущности, очень верно указал на основной недостаток своего собственного творчества и вообще своего умственного и нравственного состояния. «Во всех мыслях, чувствах и понятиях, какие я составляю обо всем, нет чего-то общего, что связывало бы все это в одно це­лое. Каждое чувство и каждая мысль живут во мне особняком и во всех моих суждениях, и во всех картинах, которые рисует мое воображение, нет того, что называется общею идеей». В третий раз цитирую я эти слова, — до такой степени они ха­рактерны для г-на Чехова с самых разнообразных точек зре­ния. Именно, именно так: суждения г-на Чехова очень часто метки и остроумны, картины его воображения большею час­тью ярки и живы, но в чем состоит миросозерцание его — этого никто не скажет, потому что у г-на Чехова его вовсе нет. Суж­дения и картины г-на Чехова, т. е. вся совокупность его лите­ратурных произведений, представляется какою-то беспорядоч­ною кучей материала, среди которого немало хлама, но еще больше настоящих драгоценностей. Это не сырой материал: суждения и картины г-на Чехова, взятые в отдельности, явля­ются вполне законченными и обработанными изящными вещи­цами, но между ними именно нет общей связи и созданы они без всякого общего плана. Мало сравнить произведения г-на Чехова с картинною галереей, для которой не имеется катало­га: их можно сравнить с сараем, в котором сложены как попало и пейзажи Калама²⁵, и карикатуры Гогарта²⁶, и чувственные картины Рубенса, вперемешку с апраксинскими нимфами и, из­редка, даже с красными жестяными вывесками.

Подумайте, что это работа одного и того же человека, одна и та же кисть изобразила и этот солнечный закат, от которого веет на вас таким спокойствием и миром, и эту надпись «Золо­той Лебедь» или «Развеселый Бережок»! Сомневаться в талан­те художника нельзя; но в чем заключается смысл его деятель­ности?

Было бы очень печально, если бы все эти замечания наши навели читателя на мысль, что бесцельность и бессвязность пи­саний г-на Чехова происходит от его нравственного бессилия, что он не пишет под диктовку совести, потому что некому или нечему диктовать, или что эта диктовка слишком невразуми­тельна и косноязычна. Г-н Чехов один из наиболее искренних писателей наших, таково, по крайней мере, было мое субъек­тивное впечатление каждый раз, как я раскрывал его произве­дения. Но это писатель ищущий и не нашедший, писатель без опоры и без цели. Талант его настолько энергичен и жизнеспо­собен, что неотступно требует для себя внешнего выражения. Повинуясь этому требованию, г-н Чехов берется за перо и не­медленно чувствует, что хотя ему и хочется говорить, но ска­зать, в сущности, нечего. Его совесть чутка, но она находится в пассивном состоянии. Г-на Чехова коробит нравственно всякая ложь жизни, всякая фальшь в человеке, но противопоставить чужой неправде свою собственную правду он не может, потому что не обладает ею. Это бы еще с полгоря: поживет молодой и даровитый человек, много передумает и перечувствует, запа­сется опытом, подойдет поближе к страданиям человеческим, сознает долю своей ответственности за них, и из индифферент­ного созерцателя превратится в борца, который недаром про­живет свою жизнь. Не всегда так бывает, но бывает, и надеж­ды такого рода мы могли бы возлагать и на г-на Чехова, если бы. если бы не его самоуверенность, во-первых, и не безвре­менье, во-вторых, — то безвременье и безлюдство наше, среди которого воспитался г-н Чехов. Он не спросил, как спрашивал тосковавший поэт:

Где ж вы, умелые, с бодрыми лицами?

Где же вы с полного жита кошницами?

Труд засевающих робко, крупицами, Двиньте вперед! ²⁷

В этой тоске есть надежда, в этом отчаянии есть вера, тогда как г-н Чехов посмотрит направо и презрительно прищурится, посмотрит налево и иронически улыбнется: никаких таких уме­лых с бодрыми лицами и в помине нет. Безвременье дает г-ну - Чехову объективное основание для такого вывода, а субъектив­ные мотивы, заключающиеся именно в его самоуверенности, влекут его в том же направлении. Свое сомнение он мало-помалу превращает в отрицание, потому что историческую передышку (если можно так выразиться) считает нормальным обществен­ным состоянием, и вот почему мы считаем и называем его жерт­вой безвременья.