А. П. Чехов в воспоминаниях современников

Обстоятельства первых лет существования Чехова в литературе сложились так, что ему не привелось, хотя бы даже мимолетно, общаться со Щедриным, как это посчастливилось сделать ранее его приятелю И. Л. Щеглову после первых же публикаций. Появление чеховских рас­сказов в «Новом времени» и поддержка, оказанная Сувориным молодому писателю, вряд ли могли подвигнуть его на знакомство с Салтыковым. И уж, казалось бы, все это тем более могло заранее решительно настроить последнего против сотрудника газеты, которую сатирик неизменно честил устно и письменно. Однако если со стороны одного из «столпов» народни­чества и недавнего сподвижника Щедрина по «Отечественным запискам» Н. К. Михайловского Чехов встречал более чем сдержанное к себе отноше­ние, то Салтыков необыкновенно высоко оценил «Степь». И этот отзыв был, бесспорно, немаловажен для Антона Павловича.

Были у молодого писателя и совсем малозаметные, «капиллярные» связи с уходящей в прошлое эпохой освободительного движения. Рядом с Антошей Чехонте обитал в юмористических журналах автор известного «Реквиема» («Не плачьте над трупами павших борцов...») поэт Л. И. Пальмин — смешной, опустившийся человек, в котором, однако, порой вспыхивал дух былого «шестидесятничества».

Мимолетными, порой добродушно-ироническими, но неизменно со­чувственными упоминаниями о «Лиодоре Ивановиче», бесплатном паци­енте молодого доктора, буквально пестрят чеховские письма 80-х годов. И любопытно, что, когда впоследствии, слушая рассказы Антона Павлови­ча о Пальмине, А. И. Куприн заинтересованно реагировал лишь на деталь его быта, использованную в «Палате № 6», то ощутил «неудовольствие» рассказчика. Оно, конечно, прежде всего объяснимо присущим Чехову целомудренным отношением к своему писательскому труду (тот же Куп­рин отмечал, что «пишущим его, кажется, никому не удавалось заставать: в этом отношении он был необыкновенно скрытен и стыдлив»), а также обостренной реакцией на отыскивание в его произведениях черт и сюже­тов, сколько-нибудь напоминающих жизненные обстоятельства друзей и знакомых. Однако в данном случае чеховское «неудовольствие» могло быть вызвано и досадой на то, что собеседник обратил внимание лишь на деталь полуанекдотического свойства, тогда как для самого Антона Павло­вича пальминский «сюжет» к этому отнюдь не сводился.

Сама многообразная общественная деятельность Чехова находилась в непосредственной связи с идеями, получившими широчайшее распро­странение именно в шестидесятые — святые, по выражению писателя (это при его-то антипатии к громким словам!), — годы.

В этом отношении примечательно уже путешествие на Сахалин, вызывавшее недоумение даже среди ближайшего окружения писателя и объяснявшееся порой крайне наивно [14], а в суворинском «Новом време­ни» даже ехидно-издевательски.

Сам путешественник в присущей ему манере уверял, будто все дело в том, что «поездка — это непрерывный полугодовой труд, физический и умственный», «а для меня,— пояснял он,— это необходимо, так как я хохол и стал уже лениться. Надо себя дрессировать». Или еще того пуще: «Хочется вычеркнуть из жизни год или полтора».

Однако когда Суворин высказал сомнение в целесообразности затева­емой поездки, Чехов ответил ему с необыкновенной горячностью: «Жа­лею что я не сентиментален, а то я сказал бы, что в места, подобные Сахалину, мы должны ездить на поклонение, как турки ездят в Мекку... Из книг, которые я прочел и читаю, видно, что мы сгноили миллионы людей, сгноили зря, без рассуждения, варварски; мы гоняли людей по холоду в кандалах десятки тысяч верст, заражали сифилисом, развраща­ли, размножали преступников... »

В заключение же Антон Павлович не преминул снова заявить, что сам-то он едет «за пустяками».

Характерно и то, что в пору подготовки к путешествию Чехов внима­тельнейшим образом изучал «Морской сборник» 50—60-х годов, бывший одним из значительнейших изданий того времени и, в частности, печа­тавший бытовые и этнографические исследования писателей — членов «литературной экспедиции», организованной для ознакомления с отда­ленными местностями России. (Тогда же Антон Павлович прочел и одну из работ участника этого начинания — книгу «Сибирь и каторга» С. В. Максимова, с которым был знаком и которого впоследствии реко­мендовал избрать в почетные члены Российской Академии наук.)

А очевиднейший, непосредственный литературный итог «экспеди­ции» самого Чехова — книгу «Остров Сахалин» — даже один из при­сяжных «зоилов» писателя, критик А. М. Скабичевский ставил в связь с знаменитейшим произведением шестидесятых годов — «Записками из Мертвого дома» Достоевского — и, видимо, не только по ее разоблачитель­ной силе, но и по вызванному ею огромному общественному резонансу.