А почему бы и нет

Откуда-то появившееся у меня чувство собственного достоинства заставило меня принять решительные действия. Я сполз по влажному лошадиному боку на землю. Взрыв хохота заставил меня быстро подняться и я, не чувствуя боли в левой ноге, вскочил и захохотал вместе с ватагой цыганят. Девчонки, при этом, пританцовывая, хором запели какую-то цыганскую песню, подбадривая меня. Из всей песни я слышал и понимал только одно: «Ай, да ну. Да ну».

Теперь я чувствовал себя совсем своим членом цыганского табора. Время клонилось к вечеру и я, радостный, уставший побежал домой. Там меня, наверное, заждались и, сейчас будет взбучка от мамы и папы за то, что, не сказав ни слова, я целый день пропадал в неизвестности.

Так оно и случилось. Молча, я выслушал все «ласковые» слова от мамы и с покорностью готовился принять «награду» в виде ремня от папы. Но, всё закончилось только угрозой, и я, поужинав, отправился в кровать.

Я заснул моментально. Всю ночь мне снилось, что я уже, как прирождённый цыган, живу в их таборе, кочую вместе с ними по всем городам и весям.

Под впечатлением ночных видений я, проснувшись утром, лежал с открытыми глазами, упёртыми в ещё тёмный потолок. Думы были одни: приняв окончательное решение о перемене места и образа жизни, я не знал, как поступить с самыми близкими мне людьми: мамой, папой и братьями. Все они любят меня и, конечно, так просто не отпустят ни в какое, хоть самое распрекрасное, романтическое путешествие. Это в двенадцать-то лет! Да и разговора не может быть. Но, я тоже имею кое-какой характер. И, если уж предстоит какое-то дело, то надо искать выход и делать задуманное без оглядки.

К сожалению, приближается осень, а вместе с нею и моя любимая школа. Это тоже проблема! Я не хочу бросать учителей, школьных друзей.

Короче говоря, так ничего конкретного и не придумав, я принял абсурдное решение: никому, ничего не говоря, сегодня вместе с табором уйду, если, конечно они меня возьмут. Да, если возьмут! Ведь, там у меня с ними тоже не было никакой договорённости.

Ближе к обеду, я надел свои лучшие сандалеты, новую рубашку и, пока мама была в огороде, я выбежал на улицу. Я рассчитывал уйти только на неделю, оставшуюся до начала школьных занятий, а родителям об этом сообщу через кого-нибудь из цыган, которые ещё остаются в этом лагере для наведения после снятия табора надлежащего порядка.

Всё! Решение принято. Глупое, несуразное, но оно окончательное!

Когда я появился перед цыганским табором, все уже были готовы к отъезду, отходу. Детвора подскочила ко мне и засыпала меня вопросами:

– Какая красивая рубашка. Куда ты нарядился?

– А сандалии! Дай померить.

Я, не отвечая на бесконечные вопросы надоедливых цыганят, прошёл прямо к уже разобранному шатру старого цыгана. Мой решительный вид удивил его, и он сразу спросил:

– У тебя неприятности?

– Нет. Я хочу уйти с вами. Возьмите.

Старый цыган прожил долгую жизнь, много видел, поэтому не проявил никакой реакции, Видно, бывали в его бытности и такие повороты человеческих судеб.

– А как твоя мама? – только и спросил он. – Ты поссорился дома?

– Нет, не ссорился. Она ничего не знает.

– Тебя будут искать.

– Тётя Клара зайдёт к маме и всё ей расскажет. – Я знал, кто остаётся в лагере. Тётя Клара среди них.

– Всё равно будут искать, а мы далеко переезжаем.

– Пусть, она скажет, что я скоро вернусь.

– Зачем тебе это нужно? Ты не сможешь жить так, как мы.

– Я хочу попробовать. Вот Алеко тоже пробовал, – снова вспомнил я Пушкина.

– Хочешь романтики?

– Очень. Очень хочу, – поспешил я ответить, обрадовавшись подсказке цыгана. Мне казалось, что такая веская причина является неопровержимым доказательством правильности моего решения.

После коротких раздумий и дополнительных вопросов дядя Роман, так звали цыгана, сказал:

– Ну, оставайся, будешь цыганёнком.

Моё сомнительное желание и неожиданно быстрое решение вопроса не вызывали в моей глупой голове понимания того, что вся эта авантюра не закончится для меня добром.

Мама с папой вечером этого же дня, не дождавшись моего возвращения, домой, забили тревогу. Они обошли всех моих друзей, спрашивая их обо мне. Никто меня не видел и не догадывался о месте моего пребывания. Кто-то высказывал предположение, зная о том, что я частенько бывал возле цыганского табора.

– Может быть, его цыгане украли. Они сегодня снялись и уехали неизвестно куда, – высказал робкое предположение мой лучший друг Алексей.

– Да какие цыгане? – возмутился мой отец. – У них своих дармоедов, хоть пруд пруди.

– Не знаю, я нынче его не видел.

– И я не встречал.

– Он уже три дня не был с нами.

Один за другим друзья подтверждали своё неведение о моих мечтах, планах, действиях.

До самого утра в доме у нас горел свет. Родители не находили себе места. Телефонов тогда не было, звонить куда-нибудь не представлялось возможным.

Только появились на востоке первые лучики солнца, отец стал одеваться.

– Я поеду в милицию, – сказал он.

– Куда же ты в такую рань? – неуверенно спросила заплаканная мама.

– Пока доеду, будет в самую пору, – не отступал отец.