А зять Влас Климович Будлянский с женой Агафьей Григорьевной как раз возвращался от благодатной тещи. В коляске с двумя верховыми впереди. В темноте на большой Киевской дороге случайно и столкнулся с Грюнштейном. Там как раз мазали оси колес. Выскочил охмеленный не только вином, но и важностью своего чина разобиженный лейб-кампанеец.
— Что за каналья едет, не сворачивая с моей дороги?..
Велел стащить наземь ехавшего верхом слугу. Тот без страха объявил:
— Едет сестрица графа Разумовского с мужем.
— Ах, графья! — вскричал пьяный Грюнштейн. — Разумовские! Растаковские! Я услугою лучше, и он через меня имеет счастие, а теперь за ним и нам добра нет!
Слугу по лицу, кучера столкнул с козел и велел бить всех подряд.
Влас вступился — и его тем же чередом. Даже палкой напоследок.
Агафья Григорьевна стала униженно просить:
— Да что вы делаете? Да муж-то мой при чем?
Избитый муженек, садясь опять в коляску, велел кучеру ехать обратно к тещице под защиту. А будучи тоже под хмельком от недавнего царского приема, пробурчал:
— Думаешь, раз крещенец, так уже и не жид?.. Носит тебя по свету!
Верно, Грюнштейн, будучи крещеным евреем, долго мотался по свету, пока волею все того же случая не попал в лейб-кампанство. Грюнштейн не на шутку разошелся:
— Лейб-кампания, вали их всех!
Подгулявшие кампанейцы снова бросились на Будлянского, теперь уже за волосы вытащили из коляски. Ругали и Агафью Григорьевну, и даже били кнутовищами. Грюнштейн уже не помнил себя:
— Ваш бог Разумовский… да кто он такой?!
Прибежала на помощь слугам и статс-дама. Грюнштейн и того хлеще:
— Бей их всех!
Наталья Демьяновна выбежала на улицу, надеясь своим авторитетом остановить драку. Сама еле уцелела… После таких-то царских почестей!
Все же вдогонку императорской свите удалось пустить одного верхового слугу. Загнав лошадь, именем графа перескочив на другую, он все-таки нагнал его и все пересказал.
А тем временем и Грюнштейн со своими кампанейцами бросился за императрицей — им ведь следовало быть в охране. А они и без того задержались в Нежине — дочищали дорожные погреба.
Алексей, узнав про все, подскочил к карете Елизаветы:
— Государыня, разреши обратно в Нежин?
— Это почему ж?.. — спросонья рассердилась Елизавета.
— Матушку мою и сестрицу там убивают!
— Кто таковы?! — сразу очнулась Елизавета.
— Грюнштейн с компанией… Помните ли такого?
— Помню… ах, каналья… В оковы! В кнуты!
Она только секунду помедлила:
— Без тебя это дело сделают. Отдай команду… и присядь ко мне, раз уж разбудил… Садись! — повелительно приказала. — Не след тебе в это ввязываться. Что у нас, других людишек на такие дела нет?..
Он ехал в ее карете, пока не доложили: мать и сестрица в здравии, а Грюнштейн уже под арестом.
По прибытии в Москву его сразу же забрали в Тайную канцелярию. Вспомнилось и не всегда пристойное, путаное прошлое. Петр Грюнштейн, сын саксонского крещеного еврея, восемнадцати лет приехал в Россию искать счастья, начал торговать, а накопив денег, уехал в Персию, где и пребывал целых одиннадцать лет. Там еще увеличил свое состояние, но при возвращении в Россию был ограблен, избит в астраханских степях купцами и брошен замертво. Не успел прийти в себя, как схватили татары; правда, от них сумел убежать. С отчаяния Грюнштейн перешел из лютеранства в православие, поступил рядовым в Преображенский полк. Во-он как попал в лейб-кампанию!
Еще тогда, во время переворота, Алексей Разумовский советовал слишком разбитному солдату не надоедать Елизавете, но солдат прошел огни и воды — теперь жаждал медных труб. Он лез прямо в глаза и в уши цесаревне; она его приметила. Алексей Разумовский с дуру рассказал историю похождений чернокудрявого саксонца. Елизавета вскричала: «А-ах!..» — и, став императрицей, щедро наградила искателя приключений. Но ему этого казалось мало, ослеплял счастливый фавор Разумовского, а раз перешагнуть через любимца императрицы не удавалось, занялся вымогательством. Ни больше ни меньше как у князя, генерал-прокурора Трубецкого; знал, бестия, что Разумовский не любит прокурора! Был как раз Соляной бунт, он и написал донос, мол, Трубецкой его подстроил, из нелюбви к соляным баронам Демидовым. Оставалось привлечь на свою сторону Разумовского… но тот бесцеремонно выставил доносчика за дверь.
Связываться вплотную с проходимцем не хотелось, тем более что сам-то он был поручиком лейб-кампании. Но Грюнштейн уже остановиться не мог; он даже написал подложное письмо в адрес герцогини Екатерины, чтоб прихватить милостей у нее…
Слухи самые нелепые о Разумовском распускал…
Но Разумовский ему гроша ломаного не давал. А отчаяние, как известно, и порождает самые нелепые выходки. Платить?.. Следователи Тайной канцелярии Ушаков и Шувалов о плате, за бокалом вина, поспрошали у самого Разумовского. Тот по добросердечию плату назначил мягкую:
— Голову рубить не надо, государыня все равно смертный приговор не утвердит. Хорошо постегайте кнутиком да язычину укоротите, и ладно.
Все исполнено было в лучшем виде. Хоть и безъязыкий, но живой, пошел Грюнштейн служить в Богом забытый Устюг…
V