…А родись счастливой

Шофёр ещё прокатил «буханку» сколько-то метров, потом резко вильнул и остановился, и команда вывалилась из железного кузова прямо в молодую рощу, вплотную подступившую к дороге. Это были берёзы вперемежку с ивняком, давно уже выкинувшим пушистые барашки почек, тронутых желтизной пыльцы. Люба с Серафимой пошли тропкой вглубь рощи, парни устроились за кузовом «буханки». Стояла оглушительная тишина, сквозь которую пробивалось нетерпеливое тренькание какой-то птицы, и время от времени слышался слабый отзыв другой пичуги.

— Кто из них кто? — спросила Серафима, вглядываясь в неподвижные верхушки берёз, уже выстреливших из черных почек первые лапки зелени. — Слабо попискивает самочка, а этому не терпится. Или наоборот?

— Не знаю. Обычно у самочки голос тоньше. Значит, она где-то там… Скоро подлетит поближе…

— Подлетит, куда денется?.. Все мы подлетаем, кроме некоторых, — намекнула Серафима. — Чего ты не хотела, чтобы пасынок нас подвёз?

— А ты чего разохотилась? — спросила Люба.

— Весна! Тебе — хорошо. Захочешь — на раз замуж выйдешь. А мне, при моей фактуре?…

— Да брось ты унижать себя. Брось курить — и расцветёшь! Таких ли ещё берут замуж? — сказала Люба и осеклась, поймав себя на бестактности.

— Ладно, проехали! И двигаем дальше, — потянула Серафима Любу к машине, сделав вид, что не заметила оговорку коллеги на счет «таких ли ещё…»

Оказалось, что от рощи до колхоза «Ударник», куда держала путь съёмочная бригада, надо только обогнуть поле, по которому, стреляя кольцами дыма, мотался трактор с сеялкой, да переехать мост через реку, ещё не вошедшую в берега.

— Дальше куда? — откинув форточку в кузов, спросил шофёр.

— Ищи в селе серую двухэтажку, или дальше, на выезде есть аллея и большой деревянный дом, — сказала Люба, чувствуя, как начинает учащаться буханье сердца.

Так и не поняв, куда ехать, шофёр дернул «буханку» и погнал вперёд, мотая её в надежде вырваться из глубокой грязной колеи.

— И тут твой Сокольников был председателем? — спросил оператор, едва удерживая подпрыгивающий кофр с камерой.

— Нормальная была дорога! Не асфальт, конечно… Тракторами разбили…

Машина остановилась на площадке перед двухэтажным домом из силикатного кирпича. Широкая дверь в него была распахнута, обнажая лестницу на второй этаж. По одну сторону входа невысокая бочка с водой. По другую — длинная тонкая скоба с горкой грязи под ней — скребок для сапог.

— Приехали! — выглянув из машины, протянула Серафима. — А мы, дураки, без резиновых сапог… Кто бы знал?

— Не догадалась, — ответила Люба. — Но говорила же, что надо позже ехать. Найдём чего-нибудь здесь.

— Давайте уж перенесу вас в дом, — предложил шофёр. — Я-то знал, куда едем… — Он подхватил упавшую к нему в руки Серафиму, занёс на крыльцо, потом как же перетащил оператора и Любу.

— Это что у нас за оказия? — появился на лестнице «мужичёк с ноготок» в высоких резиновых сапогах, в расстегнутой фуфайке, без шапки и… в галстуке.

— Митрич, милый, здравствуй! — прощебетала Люба и побежала к нему по лестнице.

— Никак Любовь Андреевна?! Господи, кто бы знал? — распахнул он руки. — Какими судьбами? Каким ветром?

— По вашу душу, Аскольд Дмитриевич! Вот приехали… Будем передачу делать. Не выгоните? Я же вашими молитвами теперь на телевидении, — тараторила Люба, разглядывая его. Изменился. Постарел. Или не брился давно? — Вот мои товарищи: режиссёр Серафима, оператор Виктор. И шофёр — переносчик через вашу грязь. Как вы тут?

— По-старому, Любовь Андреевна. По-старому. Куда бы нам поговорить-то? Может, в столовую, покормиться с дороги? Дорога-то уж больно шальная… Как доехали-то?

— Живы. Но завтрак уже утрамбовался. Можно и в столовую, — ответила за Любу Серафима. — А мы туда, по городской глупости, пройдём без сапог?

— Мы сейчас задним двором выйдем, а там сухо будет. — И побежал вниз по лестнице, свернул за неё. — Вот тут мы пройдём, — показал он на второй выход. — А там два шага!

Серафима придержала Любу.

— Это твой Митрич и есть? — прошептала ей в ухо. — Мать, предупреждать надо…

— Подожди, ты ещё его узнаешь…

— Если в траве различу…

— Различишь!

В столовой Митрич прошёл, было, в малый зал, но тут же вернулся к гостям.

— Пойдёмте в общий зал, посидим там в уголке, там, вроде, светлее, — смущённо выговорил он. — А хочешь, так и туда можно, — сказал он Любе. — Ты, наверно, их знаешь…

— Кто там?

— Старший сын Анатолия Сафроныча с адвокатом. Второй день тут. Документы по бывшему вашему дому смотрят, решения правления, правильно ли оформлен домом для приезжих.

— Попали… — выговорила Люба.

— Мы помешаем им что ли? — спросила Серафима.

— Другие гости в доме вон помешали… Землемеры тут были, так, видишь, мешают осматривать комнаты, сличать мебель со списком…

— Во, пасюк! Ты же говорил, что всё там колхозное.

— Не верят. Сверяют все бумаги.

— Ладно. Веди нас туда! — твёрдо сказала Люба и пошла к малому залу.

Глава 29