А Роза упала… Дом, в котором живет месть

— Так, значит, у тебя двое детей?

— На самом деле двадцать семь.

— Я так и думала.

— Рождается ребенок. Это девочка. Девочка получает твою фамилию и странное имя, выбранное Мышонком, модное в этом сезоне. Ты покупаешь много детских штучек, ездишь за младенческим питанием в смешных маленьких бутылочках, заткнутых ватой, а ты думал, что таких уже давно нет. Последний ученик теперь назначается на десять вечера, и ты берешься за подловатый труд написания чужой диссертации. Еще через полтора года Мышонок объявляет тебе, что встретила, наконец, Человека. Человек готов любить Мышонка и младенца. Но только не здесь. Человек проживает в самом настоящем Париже, не маленьком.

Ты противишься выезду дочери на постоянное место жительства. Настаиваешь на своих правах отца. Мышонок кривит губы и честно сообщает тебе, что ты — не отец. Ты думаешь, что Мышонок рехнулся.

Но Мышонок не рехнулся, он очень деловито отправляет биологический материал на экспертизу, и через примерно месяц получает ответ.

— Ответ?

— Ну да, да. Ответ на 99,9 % отрицает твою возможность быть отцом девочки, которая уже полтора года твоя дочь.

— Блин.

— Разрешение на выезд я подписал. Мышонок обещал не пропадать.

— Пропал?

— Нет, почему. Через зимуя полетал в Париж. Встречаться с моей чужой дочерью. Там ее называли Анастейша, с ударением на последнем слоге. Представляешь?

— Да.

— Хорошая девочка. Сейчас ей восемь, совсем большая. А тогда — забавно путала русские и французкие слова. Уже здорово болтала на обоих. Со мной — по-русски. Утверждала в ходе беседы, что ни одна собачка не лает «гав-гав». Предложил ей польский вариант: «хау-хау». Нет, предпочла французский.

— Это как?

— Вау-вау… Кстати, кошек по-французски следует подзывать: «миц-миц».

— А по-польски?

— Кичи-кичи…

— Бедное зверье. Приходится отзываться на всякую ерунду. А ты польский откуда? Родился там? Вырос?..

— Абсолютно нет, душа моя. Я родился здесь.

На Южной веранде

Кукла с Котом — не хуже остальных — ужинали. (Ха, читатель!) Хитрая Кукла сразу же выторговала себе право не готовить ничего, и поэтому они последовательно заказывали еду то из пиццерии (итальянская кухня), то из якитории (японская), то из китайского ресторанчика (ясно какая). Сегодня была очередь пиццерии, и Кукла специальным ножом с колесиком расчленяла здоровый блин с холмиками оливок, плоскогорьями ветчины, возвышенностями шампиньонов и кратерами помидорных дисков. Кот потирал руки — оголодал. Прямо из-под ножа, с опасностью для пальцев, он выхватил солидный кусок, свернул его в стилизованную трубочку и жадно затолкал в рот целиком.

Кукла расхохоталась, бумажной салфеткой вытерла ему щеку.

— Ну так и что ты скажешь? — пробубнил Кот, глотая тесто.

Кукла стерла улыбку и поспешила тоже набить свой рот едой — а ведь когда я ем, то глух и нем, научили ее в детском еще саду, когда волосы были не в пример короче, трава не в пример зеленее (и не в хлороформе дело), недели не в пример длиннее, и не было необходимости принимать сложные решения.