А с Алёшкой мы друзья

Он кинул дяде Пантелею сеть, и тот ловко поймал её.

— Ступай… И вы ступайте, святой отец. Глаза бы мои не глядели на вас.

Дядя Пантелей молча вытащил из сети кол, перекинул её через плечо и пошёл к лесу. За ним, тоже не сказав ни слова, а только молча перекрестившись, пошёл и Пафнутий Ильич.

А Сеня растрепал братьям Рыжковым волосы, улыбнулся и сказал:

— Ну, посланцы господа на земле! Браконьеры, между прочим, через «а» пишется, а не через «о». И чему только учат вас на небеси!.. А в общем метод ваш одобрить не могу, а похвалить вас хочется.

Не знаю, какие ещё слова говорил Сеня ничего не понимающим братьям Рыжковым.

Захватив Алёшину рубашку и валенки, я отполз к лесу, а там поднялся и побежал домой.

По дороге я думал про то, какие мы с Алёшей невезучие люди: все неприятности достаются нам, а похвалы за наши поступки — другим.

Я уже лежал в постели, когда в комнату вошёл Алёша. Первым делом он спросил, принёс ли я валенки. С него ещё капала вода, и был он возбуждён.

— Рассказывай, как тебе от Верки удрать удалось, — попросил я.

— Удалось, — ответил Алёша, развязывая рюкзак, чтобы достать оттуда сухие трусы. — Она, понимаешь, спасать решила меня. Метров сто за мною плыла. Едва оторвался. Ух, Толька! Я таких девчонок ещё в жизни не встречал.

— Ну и хорошо, что не встречал. Если бы они все были такими, как бы ты тогда девчонку от мальчишки отличил?

Но Алёша ничего мне не ответил на это.

— А знаешь, Алёша, — сказал я, — длинноволосый этот, оказывается, вовсе не клоун, а поп.

— Ну и чёрт с ним, — укладываясь в постель, ответил Алёша.

Через минуту он уже спал. А я долго думал про этого попа, потому что он был первым, которого я видел за всю свою жизнь.

ГЛАВА ЧЕТЫРНАДЦАТАЯ

На другой день после завтрака мы отправились к Степану Петровичу, но до деревни не дошли, потому что встретили его по дороге к лесу. Мы заметили его раньше, чем он нас, и успели достать носовые платки и повязать ими щёки.

Степан Петрович обрадовался нам.

— А, добры молодцы! Хорошо, что повстречались вы мне… Однако вы, я вижу, не иначе, как на полюс собрались.

— Это, дедушка, мы с Толей вам посылку от сына несём. Валенки вот, варенье и крючки.

— Ну-ка, ну-ка, — обрадовался старик, — про валенки я ему, почитай, ещё полгода назад говорил… С кем, говоришь, несёте?

— С ним, с Толей, — ответил Алёша. — Не помните разве его?

— Да как же не помнить! Помню. Лицо-то у него то же, вчерашнее лицо, а имя-то я другое в памяти держал. Прости, Анатолий, старика. Память стариковская, известное дело, она вроде как решето. Надо бы узелок завязать. Анатолием, мол, его, а не Вениамином зовут.

Говоря всё это, старик присел на пенёк и перекусил нитку, которой была зашита серая тряпка. Едва взглянув на валенки, мы с Алёшей ахнули. Они были старыми-престарыми, бурыми-пребурыми и годились разве что в утильсырьё.

Пеночкин молча рассмотрел валенки со всех сторон, просунул в один из них руку и пошевелил пальцами, показавшимися из дыры на пятке.

— Однако шутник у меня сынок.

— Да-а… — протянул я, а Алёша нашёлся и сказал:

— Никакой он не шутник. Если хотите знать, старую вещь в подарок приятнее, чем новую, принимать. Так ещё в старину было заведено. Царь и тот своим боярам не новую, а поношенную шубу дарил. Так и говорили тогда: шуба с царского плеча.

— Ну разве что так, — усмехнувшись, согласился старик. — Только на ком же я здесь точно такие царские валенки видал? Память-то, говорю, стариковская у меня. Вот и с вареньем тоже: помнится, я у сына кисленького просил прислать, малину-то я сам варю да в город посылаю ему… Ну, а вам, добры молодцы, спасибо за труд, за уважение к старшему… А я, между прочим, в лагерь к вам иду.

— Зачем? — испугавшись, в один голос спросили мы.

— А нужен мне гражданин Басов. Есть там у вас такой?

Мы молчали, не зная, что сказать. Ведь Басовым он должен считать меня. Зачем же ему идти в лагерь, если я вот он, сам перед ним стою? Не дождавшись от нас ответа, старик достал вчерашнее письмо из кармана и надел очки.

— Неужто фамилию перепутал? — покачал с огорчением головою Степан Петрович. — И часу не прошло, как я в это письмо заглянул… Да нет, вот оно, чёрным по белому сказано: «Зайдёшь в пионерский лагерь к Басову и скажешь ему…»

Пока старик читал эту строчку, я успел заглянуть в письмо и прочесть то место, где написано, кто привезёт ему это письмо и кого надо уговаривать поехать на концерт в леспромхоз. Там было написано просто: Веня. «Доставит тебе это письмо мой ученик Веня». Тогда мне сразу всё стало понятно. Профессор писал письмо наспех, и получилось не очень понятно. Можно было подумать, что Веня — это один человек, а Басов — другой. Я взял из рук старика письмо, будто для того, чтобы своими глазами прочесть фамилию, а на самом деле думал только о том, как бы ему в голову не пришло перечитать всё письмо и увидеть, что там написано не Толя, а Веня.

— Ну так как же, есть такой гражданин Басов у вас?

— А он вам, дедушка, зачем? Что вы должны ему сказать?