Читаем А. С. Хомяков – мыслитель, поэт, публицист. Т. 2 полностью

Гипотеза действительно богатая и действительно системная, можно даже сказать, панорамная. В самом деле, мысли всех прочих многочисленных толкователей вполне автономно вращались в пределах пары крест—полумесяц. При этом не подозревалось, что сам-то купол храма может иметь древнейшую историю и даже сохранять на себе те или иные рудименты. Тот же М. Ф. Мурьянов, хотя и сделавший осторожную оговорку о «толще незнанья», утверждает следующее: «Крест, возвышающийся над серпом луны, – символ, развивающийся в православии после свержения татаро-монгольского ига; видимо, он понимался как триумф Христианства над Исламом»[233]. Возможно, исследователь прав в этом предположении, говоря лишь о позднейших, новых толкованиях и пониманиях. И таковых, повторим, множество[234]. Но затронул ли он исходную ситуацию, когда православный крест впервые коснулся купола древнего святилища? О том старом пракасании как раз и дерзнул предположить А. С. Хомяков.

Т. В. Бурдакова

Отечественная философская мысль середины XIX века о русском народе и его истории (К. С. Аксаков, А. И. Герцен, И. В. Киреевский, А. С. Хомяков)

Славянофилы впервые заговорили о различии между национально-народной и официально-самодержавной Россией. О двойственности «Земли» (т. е. Народа) и «Государства» в нашей истории поставил вопрос К. С. Аксаков. «Идея великая, – как писал Н. Костомаров, – плод того русского воззрения, над которым глумились и издевались и без которого неосуществима плодотворность научной деятельности в сфере русской истории…»[235]. Костомаров справедливо замечал, что вопросы, поставленные школой славянофилов, «вообще были такого рода, что касались непосредственно русской истории и могли уясниться только через основательное знание прошедшего и уразумение его смысла»[236]. Вот почему и Аксаков, говоря: «для того, чтоб достигнуть главной цели: понять свою историю и самих себя, – нам необходимы исследования, исследования и исследования…»[237], – видел именно в этом заслугу С. М. Соловьева и считал его «Историю России» больше исследованием, чем собственно «историей», или же историей российского государства, но не историей самой России: «земли, народа читатель не найдет в ней»[238].

Суть слафянофильской философии в целом составляет противопоставление ориентиров европейской культуры, таких как рассудочность, практицизм, индивидуализм, идеалу цельной личности и соборных начал в русской культуре[239]. Религия рассматривается как путь к народному единству, а община – как путь к соборному обществу. Ключом к теории общины у славянофилов, по мнению Т. И. Благовой, может служить полушутливое образное высказывание А. С. Хомякова, часто им повторяемое: «Русский человек, порознь взятый, не попадет в рай, а целой деревней нельзя не пустить»[240]. При всей условности высказывания, нечто основополагающее угадано в нем, причем как в отношении характера русской народной жизни, точнее, вообще русского характера, так и в плане более широком, где не значимо «русский». А потому И. Киреевский утверждал, что народ всегда прав.

Во взглядах на русский народ и его историю у трех главных славянофилов не было полного единодушия; иногда они расходились в противоположных направлениях. Так, например, Киреевский полагал, что церковная реформа подорвала старорусскую культуру. «Нововводительная партия», т. е. партия иосифлян, приобрела с того момента большое влияние и одержала верх над «партией старины», т. е. партией нестяжателей. Эта победа над партией заволжских старцев означала угасание «живой святости», склонность к внешнему формализму, неподвижности. Государство не замедлило воспользоваться религией для частных целей. Таким образом, считает философ, Петр I разрушил уже обветшалую оболочку (деятельность Петра всеми славянофилами расценивалась в целом крайне отрицательно). С победой иосифлянства «уставное», или «обрядовое», благочестие становится господствующим, а с ним нередко сочетается упадок духовности и среди мирян, и в церковной среде[241]. Киреевский был уверен и в том, что в древней Руси христианство выражалось во всей совершенной полноте.

Перейти на страницу:

Похожие книги

Практика Карма-Йоги
Практика Карма-Йоги

Эта книга состоит из восьми частей. Первая часть посвящена йоге служения. Во второй части речь идет о вселенских законах. В третьей части рассказывается о том, что такое свадхарма. Повелевать Природой путем правильного осуществления пурушартхи (свободы воли) ― тема четвертой части книги. "Карма и реинкарнация" — так называется ее пятая часть. Здесь описаны различные виды кармы. В шестой части книги говорится, что начинающие духовные искатели должны уметь сочетать работу и медитацию. Седьмая часть книги называется "Карма-йога в Бхагавад-гите". В восьмой части предлагается несколько поучительных и вдохновляющих историй, которые показывают, как на практике применять все изложенное в этой книге. В приложении к книге — руководство по ведению духовного дневника, который очень помогает в практике карма-йоги, а также словарь санскритских терминов.

Свами Шивананда Сарасвати

Религия, религиозная литература
Афонские рассказы
Афонские рассказы

«Вообще-то к жизни трудно привыкнуть. Можно привыкнуть к порядку и беспорядку, к счастью и страданию, к монашеству и браку, ко множеству вещей и их отсутствию, к плохим и хорошим людям, к роскоши и простоте, к праведности и нечестивости, к молитве и празднословию, к добру и ко злу. Короче говоря, человек такое существо, что привыкает буквально ко всему, кроме самой жизни».В непринужденной манере, лишенной елея и поучений, Сергей Сенькин, не понаслышке знающий, чем живут монахи и подвижники, рассказывает о «своем» Афоне. Об этой уникальной «монашеской республике», некоем сообществе святых и праведников, нерадивых монахов, паломников, рабочих, праздношатающихся верхоглядов и ищущих истину, добровольных нищих и даже воров и преступников, которое открывается с неожиданной стороны и оставляет по прочтении светлое чувство сопричастности древней и глубокой монашеской традиции.Наполненная любовью и тонким знанием быта святогорцев, книга будет интересна и воцерковленному читателю, и только начинающему интересоваться православием неофиту.

Станислав Леонидович Сенькин

Проза / Религия, религиозная литература / Проза прочее