А тебе слабо?

Потому что раньше она этого не знала. Иначе она выложила бы мне все эти ценные сведения, чтобы заставить порвать с Бет.

– Конечно. Её родители при ней рассказывали нам об этом.

Сжимая в кулаке ключи, я поворачиваюсь к маме спиной.

– Райан! – кричит она из кухни. – Райан, вернись!

Слишком поздно. Я бегу в гараж, завожу джип и вылетаю с подъездной дорожки. Если Гвен знает, значит, она расскажет всей школе.

Бет

Скотт подъезжает к входу в школу и ставит машину на парковку. Мы приехали рано. За завтраком мы почти не разговаривали. Я ничего не ела. Скотт – тоже.

– Ты уверена, что хочешь сегодня пойти в школу? – в десятый раз спрашивает он. – Я не возражаю, если ты проведёшь денёк дома. Мы с Эллисон слышали, как ты ходишь внизу, я знаю, что ты почти не спала последние несколько ночей. Эллисон беспокоится за тебя, и я – тоже.

Я слишком устала, чтобы закатить глаза в ответ на его откровенную ложь по поводу Эллисон. Тревожится она за меня, как же! Сегодня мы с мамой должны были уехать. Я собиралась пропустить школу и на такси доехать до Луисвилла. После этого мы с мамой должны были сбежать. Я чувствую себя так, будто внутри у меня всё избито, растоптано и растерзано. Как будто Трент добрался до меня. Но страшнее всего спазм в лёгких, ощущение, что я тону.

Я дотрагиваюсь до ленточки на своём запястье.

– Нет, я хочу пойти в школу.

Мне нужно увидеть Райана. Он сказал, что у меня здесь есть корни. Мне нужно услышать, как он скажет это ещё раз. Мне нужно посмеяться вместе с Лейси. Я хочу улыбаться, слушая, как Крис и Логан подкалывают друг друга. Я хочу убедиться, что не совершаю самую страшную ошибку в своей жизни, бросая маму.

Мой рюкзак лежит на полу под сиденьем, а учебник естествознания я прижимаю к груди. Я хорошо учусь по естествознанию. Нет, правда. И учительница меня любит. Вместо того чтобы заорать, когда однажды во время ответа у меня случайно вырвалось крепкое словцо, она только рассмеялась и подмигнула мне. А после урока оставила меня в классе и попросила следить за моим грёбаным языком. Я получила четвёрку за последний доклад, а на прошлой неделе учительница сказала, что я близка к пятёрке. Я, Бет Риск, могу получить пятёрку!

– Я вообще не хотел рассказывать тебе про деньги.

Я качаю головой, и Скотт умолкает. Лучше об этом даже не думать. Слишком больно. Я пытаюсь отогнать мысли о маме, о деньгах и о том, что я бросаю маму наедине с Трентом. Лучше я буду думать о Лейси. Она называет меня своей лучшей подругой и пригласила прийти к ней в гости с ночёвкой на следующей неделе. С восьми лет, с тех пор как я уехала из Гровтона, я больше ни разу не ночевала у подруги. И подруг у меня тоже не было. Лейси сказала, что мы будем смотреть кино и есть мороженое. Теперь у меня есть лучший друг – подруга.

– Ты плохо выглядишь, малыш.

Вчера я ударила Трента, значит, он опять изобьёт маму. Я хриплю, пытаясь вздохнуть. Как я могу так поступить? Как я могу её бросить?

– Мама давала мне слово, что никогда не сядет на героин.

– Мне жаль, – обыденно говорит Скотт.

Как будто он разговаривает с ребёнком, который наконец понял, что Санта Клауса и пасхального зайца не существует. Ему, конечно, жаль, что сказки кончились, но в то же время он рад, что дитя вступает в реальный мир.

Мама не сможет дать отпор Тренту, когда он опять начнёт её избивать. Мне нужно ехать в Луисвилл.

– Отец ширялся героином. И торговал им.

Скотт резко выключает двигатель.

– Я не знал.

Я бросаю родную мать, хотя я всем ей обязана. Она никогда меня не бросала.

– Он был незлой, когда кололся. Чаще всего просто спал. Я боялась шприцев. Мама очень нервничала, когда я играла рядом с ними.

– И что случилось потом?

Почему мама сама ему не рассказала? Или Ширли? Почему это должна делать я?

– Отец меня не хотел.

– Твой отец был слишком молод. Он сам не знал, чего хочет. Ты ни при чём.

Верно. Когда я родилась, моему отцу было семнадцать. Маме – пятнадцать. Отец знал, что хочет мою маму. Он взял её и сделал меня. Но Скотт не понимает…

– Он сам мне это сказал, потому что я… я… совершила страшную ошибку.

Я сама – страшная ошибка.

Скотт смотрит на меня знакомыми голубыми глазами. Они гораздо мягче, чем глаза моего отца, и гораздо более живые, чем глаза моей мамы. Я не хочу, чтобы мои глаза были злыми и ожесточёнными. Я хочу быть другой.

– Когда я училась в третьем классе, к нам в трейлер пришёл какой-то тип. Сначала всё было нормально, но потом они с папой вдруг начали ругаться. Этот тип полез в задний карман своих джинсов и вытащил пистолет.

Меня начинает бить дрожь. Я лихорадочно обвожу глазами всё, что вижу перед собой. Я вижу рюкзак, автомобильный коврик под ногами и автомагнитолу, но моё тело всё равно реагирует так, будто я снова вернулась в трейлер.

– Он наставил пистолет на папу, а когда тот только расхохотался, он приставил пистолет к моей голове. Очень близко.

Так близко, что я почувствовала металлический холод на лбу. Мама завизжала, тёплая моча потекла по моим ногам на пол.

– Элизабет, – мягко предостерегает Скотт.

– Они продолжали ругаться, и тогда этот тип взвёл курок.