А теперь любите меня

Печеночный сосальщик, муравей и печень

Печеночный сосальщик — червь, который паразитирует в печени, например, барана, питаясь ее кровью и ее клетками. В конце своего развития сосальщик откладывает яйца, оплодотворяя себя сам, потому что он обладает мужскими и женскими половыми органами. Но личинки не могут вылупиться из яиц в печени барана. Им нужно ее покинуть естественным путем, то есть с калом.

Снаружи, после периода созревания, из яиц вылупляются крошечные личинки.

Маленькую личинку затем съедает улитка, и та начинает делиться внутри нового хозяина. Затем улитка выделит ее через слизь, которую производит. Эту влагу обожают муравьи, и так личинка печеночного сосальщика оказывается внутри муравья. Конечная цель этой личинки — вырасти и дать потомство, но для этого она должна попасть в печень барана. А что едят бараны? Траву, но не муравьев. Так как же личинка попадет в печень барана? А-а-а, она проникает в мозг муравья и меняет его поведение. Иначе говоря, управляет им.

Вечером, пока другие муравьи спят, муравей-зомби проснется и начнет движение, будто лунатик. Он поднимется на верхушку травинки — но не любой, а той, что любят бараны. И там будет неподвижно ждать, пока его не съедят.

Таким образом печеночный сосальщик попадает внутрь барана, и вот он уже может внедриться в печень, чтобы продолжить свой жизненный цикл.

Можно было бы сказать, что печеночный сосальщик — самое хитрое существо, когда-либо созданное Вселенной, но это принизило бы человечество…

Однажды днем мы с Марко сидели за нашим столиком, и тут появилась Сабрина — со своими платками, сумкой для рисунков и коробкой с красками. Вместе с ней вошла девушка.

— Мамма миа, — прошептал Марко уголком рта. — Ты только посмотри.

Девушка была довольно высокая, с идеальными формами, джинсы сидели на ней словно вторая кожа. Светлые длинные волосы — их цвет вряд ли был натуральным, — кроваво-красный рот, чуть вылезающие из орбит голубые глаза. Голубизна ее глаз тоже вряд ли была натуральной.

Девушки направились к нам, и Марко поднялся, выпячивая грудь.

— Привет, засранцы! — бросила Сабрина.

Мы тоже с ней поздоровались, и она познакомила нас со своей подругой. Ее звали Стелла.

Сабрина представила нас как Эльзасского итальянца и Девственника-дегенерата, и Стелла прижалась ртом сначала к щекам Марко, затем к моим.

— Упс! Я вас всех измазала помадой!

И она смочила слюной палец и принялась оттирать наши щеки. В глазах Марко будто летали сотни бабочек.

Сабрина объяснила нам, что Стелла — комедиантка и что они вдвоем собираются устроить художественный перформанс: Стелла должна будет войти в состояние спящего человека, она доведет свою игру до того, что станет таким человеком, то есть уснет по-настоящему. А затем Сабрина сможет написать ее «возвращение к невинности».

— Ну как? — спросила Сабрина, сияя от гордости. — Вам рвет задницу, правда же?

Ассоциации вроде «Стелла — спать, спать — кровать, Стелла — кровать» захватили Марко, и он облизывал губы.

— Это будет сенсация! — произнес он.

Я отнесся к их задумке более скептично. Как можно вызвать у самого себя сон? Это психологически невозможно, это как пытаться остановить свое сердце.

— Мы можем заняться этим у тебя, маленький засранец? — спросила Сабрина у Марко. — Я обожаю свет в твоей хате.

Кровь прихлынула к щекам и ушам Марко, его глаза округлились.

— В моей кровати? — сказал он.

— Ну конечно, не в твоей же заднице! — ответила Сабрина.

Марко сглотнул и быстро начал кивать, будто отбойный молоток:

— О’кей, о’кей, без проблем. Без проблем, о’кей.