Читаем А ты придешь к тому дереву? (СИ) полностью

Эйдан замер, не в силах пошевелиться, и лишь смотрел на здание тюрьмы, пылающее в ночи как факел. Из-за дыма было сложно разглядеть, что именно там происходит – только пламя ревело во тьме. Крыша здания уже обвалилась. С первого взгляда было ясно, что, кто бы не находился внутри, у него не было шансов на спасение. Тюрьма была уничтожена, так что жители сейчас отчаянно пытались не позволить пламени перекинуться на соседние здания.

Книготорговец беспомощно взмахнул рукой в тщетной попытке задержать Эйдана, когда юноша, выкрикнув имя возлюбленного, бросился прямо в огонь. Сейчас он не думал о собственной безопасности. Важно было лишь спасти любимого или погибнуть, пытаясь это сделать.

Продолжая звать Дина, он подбежал почти вплотную к огню, кашляя и закрывая лицо рукавом рубахи. Его кожу опалило жаром, а дым разъел глаза, мешая видеть, но он упрямо пытался добраться до двери в здание.

Внезапно, чьи-то руки обхватили его талию и оттащили от огня. Эйдан дернулся, но его спаситель был определенно сильнее. Его волокли прочь, несмотря на крики и попытки сопротивляться, и отпустили лишь на другом конце рыночной площади, где он мог, наконец, вдохнуть воздух без дыма. Юношу скрутил приступ кашля, обожженные легкие горели, а из воспаленных от дыма глаз брызнули слезы отчаяния и бессилия.

Чьи-то руки по-прежнему удерживали его поперек груди, предупреждая попытки броситься обратно в огонь.

– Я должен… должен… Я должен вытащить его оттуда, – попытался крикнуть он между приступами кашля.

– Слишком поздно, приятель, – проговорил Мактавиш, продолжая держать его. – Слишком поздно. Мне жаль.

– ПОЧЕМУ??!! – взвыл Эйдан, изворачиваясь в крепкой хватке и вцепляясь в рубаху кузнеца. – ПОЧЕМУ ТЫ ЕГО ОТТУДА НЕ ВЫТАЩИЛ?!!! Ты был с ним там. Почему ты тогда еще жив?

– Я пытался, клянусь, – воскликнул тюремщик, перехватывая запястья Эйдана. – Но, когда я понял, что происходит, когда почувствовал запах дыма, было уже поздно. Когда я добрался до камеры, там было уже все в дыму. Я ничего не видел. И там повсюду было пламя, я обжег себе руку, просто схватившись за ручку двери, – он продемонстрировал обожженную ладонь. – Мне жаль, Эйдан. Я знаю, что он был твоим лучшим другом, но я не мог рисковать жизнью и бросать детей сиротами, спасая того, кто все равно приговорен. Ты же понимаешь?

Эйдан поник, признавая правоту этих слов. Так или иначе Дин бы все равно в итоге был бы мертв.

– Поверь на слово, была бы моя воля, я ни за что не позволил бы ему сгореть заживо. Но у того, кто не хочет жить, все равно нет надежды, – добавил шотландец, отпуская юношу.

Эйдан уже собирался спросить, что это значит, когда из-за завесы дыма вынырнули трое мужчин. Они окликнули Мактавиша, и Эйдан быстро отошел в сторону, скрываясь из вида, но при этом оставаясь в пределах слышимости. Двоих он не знал, а вот третьим был никто иной, как преподобный Блэкхок.

– Надеюсь, у тебя есть объяснение случившемуся, Мактавиш! – рявкнул пастор.

– Как вы можете объяснить причины того, что произошло? – более спокойно, но не менее властно спросил один из незнакомцев.

По его одежде и манере держаться Эйдан предположил, что это может быть судебный пристав, присланный присутствовать на казни Дина. Это был грузный мужчина в белом парике и с густыми черными бровями. Судя по всему, его спутник был палачом. Он стоял к Эйдану спиной, так что юноша не видел его лица.

– Заключенный сидел в камере под замком, а я большую часть ночи провел в кладовой… – начал Мактавиш.

– Вы разговаривали с заключенным? – спросил пристав.

– Один раз, когда принес ему последнюю трапезу.

– Он сказал вам что-нибудь?

– Поблагодарил и спросил, сколько осталось до рассвета, сэр. Больше ничего.

– И сколько было времени?

– Три часа ночи.

– Вам не показалось это подозрительным?

– Нет, сэр. Думаю, на его месте я задал бы тот же вопрос, если бы знал, что срок моей жизни исчисляется часами, – пожал плечами шотландец.

– И что было дальше? – вклинился в разговор пастор.

– Я прибрался в кладовой, закончил дела примерно к пяти утра, а дальше вышел на улицу и караулил у двери, как вы приказывали в письме, – ответил тюремщик, глядя на пристава. – Примерно через полчаса я почувствовал запах дыма. Сначала я решил, что, должно быть, кто-то поблизости затопил камин, поскольку ночка выдалась прохладная. Но вскоре понял, что дым сочится из-под двери. Когда я вломился внутрь, кладовая уже вся была в дыму. Я бросился к камере – даже обжег себе ладонь о ручку двери, когда попытался ее открыть, – но там уже было невероятно жарко. Я ничего не смог разглядеть. Я попытался проникнуть внутрь, но почти сразу понял, что в этом случае погибну, а у заключенного шансов спастись не было вовсе.

– Вы уверены, что он не мог сбежать? – прищурился Блэкхок.

– Я проверил замок на двери после того, как отнес ему ужин, сэр, – кивнул шотландец.

– Вы слышали крики или просьбы о помощи? – спросил пристав.

– Нет.

Перейти на страницу:

Похожие книги

99 глупых вопросов об искусстве и еще один, которые иногда задают экскурсоводу в художественном музее
99 глупых вопросов об искусстве и еще один, которые иногда задают экскурсоводу в художественном музее

Все мы в разной степени что-то знаем об искусстве, что-то слышали, что-то случайно заметили, а в чем-то глубоко убеждены с самого детства. Когда мы приходим в музей, то посредником между нами и искусством становится экскурсовод. Именно он может ответить здесь и сейчас на интересующий нас вопрос. Но иногда по той или иной причине ему не удается это сделать, да и не всегда мы решаемся о чем-то спросить.Алина Никонова – искусствовед и блогер – отвечает на вопросы, которые вы не решались задать:– почему Пикассо писал такие странные картины и что в них гениального?– как отличить хорошую картину от плохой?– сколько стоит все то, что находится в музеях?– есть ли в древнеегипетском искусстве что-то мистическое?– почему некоторые картины подвергаются нападению сумасшедших?– как понимать картины Сальвадора Дали, если они такие необычные?

Алина Викторовна Никонова , Алина Никонова

Искусствоведение / Прочее / Изобразительное искусство, фотография
Суер-Выер и много чего ещё
Суер-Выер и много чего ещё

Есть писатели славы громкой. Как колокол. Или как медный таз. И есть писатели тихой славы. Тихая — слава долгая. Поэтесса Татьяна Бек сказала о писателе Ковале: «Слово Юрия Коваля будет всегда, пока есть кириллица, речь вообще и жизнь на Земле».Книги Юрия Коваля написаны для всех читательских возрастов, всё в них лёгкое и волшебное — и предметы, и голоса зверей, и деревья, и цветы полевые, и слова, которыми говорят звери и люди, птицы и дождевая вода.Обыденность в его книгах объединилась с волшебной сказкой.Наверное, это и называется читательским счастьем — знать, что есть на свете такие книги, к которым хочется всегда возвращаться.Книга подготовлена к 80-летнему юбилею замечательного писателя, до которого он, к сожалению, не дожил.

Юрий Иосифович Коваль

Проза / Прочее / Классическая литература