А у нас на зоне…

Как было покончено с самогоноварением в моём отряде

Ночной дневальный докладывал, что стук раздаётся где-то в районе «кормокухни»…

В предыдущей части «записок» среди помещений отряда я забыл упомянуть комнату приёма пищи (на жаргоне – «кормокухня»). В этой комнате есть стол, стулья, обычно – холодильник, и обязательно большой шкаф, поделенный на множество подписанных ячеек. Там осужденные хранят свою ложку, кружку, какую-нибудь другую посуду, если есть, и продукты питания, полученные в передачах. Впрочем, из-за угрозы мышей продукты обычно кладут в холодильник или в личные прикроватные тумбочки.

История, которую я описываю сейчас, произошла в середине девяностых. Сахар осужденным в ИК-9 в то время не клали в котёл с чаем, а выдавали в столовой на руки. Соответственно, нашлись те, кто этот сахар собирал, в укромном месте ставил брагу, а самые продвинутые даже гнали из неё самогон.

Именно такая «банда самогонщиков» завелась в моём отряде. По ночам они просили ночного дневального посидеть в комнате отдыха, а сами в это время извлекали из какого-то «курка» (тайника) брагу и детали от самогонного аппарата. Аппарат этот моментально собирался из отрядного чайника (носик которого затыкался деревянной пробочкой, а в массивную алюминиевую крышку вместо ручки-пимпочки вставлялся кусочек пластмассовой трубки), резинового шланга небольшого диаметра (принесенного с промзоны), свитой в змеевик всё той же пластиковой трубки и ведра для мытья полов. В нижней части ведра была проделана дырка, в которую выводился конец змеевика. Чайник ставили на электроплитку, ведро же – в умывальник и лили в него холодную воду.

И хотя администрация «по агентурным данным» знала имена всех самогонщиков, но где они хранили брагу, запчасти от «аппарата» и готовый продукт, было неизвестно. А на нет и суда нет…

На обысках неоднократно и тщательно обследовали комнату приёма пищи, в районе которой предположительно находился тайник, вытрясали всё, что было, из стенного шкафа, даже вскрывали полы гвоздодёром. Тайник обнаружить не удавалось!

Надо сказать, что над дверью в «кормокухню» когда-то был застеклённый простенок, который позже с двух сторон забили фанерой. Всем было ясно, что над дверной коробкой между листами фанеры есть пустое место, но так же ясно было и то, что фанеру никогда не отрывали – слой краски на границе фанеры и дверной коробки был не нарушен.

И вот однажды, присматривая в понедельник за генеральной уборкой перед санитарным обходом, я в очередной раз поднял глаза на подозрительный простенок и вдруг впервые обратил внимание на прибитую к нему табличку «Комната приёма пищи». Я протянул руку и слегка подёргал её. Гвоздики неожиданно легко подались, и под табличкой обнаружилась небольшая дыра. Там мы и нашли шланг, пластмассовый змеевик, литр готового чистого, как слеза самогона и полиэтиленовый пакет с закваской для следующей порции браги.

Так было покончено с самогоноварением в моём отряде.

Что такое «хорошая работа»

Одно из любимых занятий сотрудников исправительного учреждения – это считать время до пенсии. Бывало, выдастся на дежурстве свободная минутка, и тут же кто-то начинает вычислять с точностью до дня, когда можно будет подать в «управу» рапорт об увольнении по выслуге лет. Берутся в подсчет периоды, когда год шёл за половину, когда год за год и когда год за полтора. Вычисляется выслуга в чистых «календарях», и какая «надбавка за выслугу лет» будет на тот момент положена. И в заключение произносится фраза: «Нет, в этой системе я лишнего дня не проработаю!»

И вот в такие моменты я любил рассказать случай, произошедший со мною одним погожим октябрьским днём.

Было солнечно и тепло, леса вокруг колонии красиво пестрели жёлтыми и красными листьями, в воздухе неспешно летали осенние паутинки. Меня на весь день отправили в подсобное хозяйство приглядывать за тремя бесконвойниками.

В тот день на местной ферме резали телушку, и пока двое зеков починяли невдалеке бензопилу, третий подсуетился, раздобыл мясца и печёнки, добавил в кастрюлю всего, что нужно, и варил на дровяной печурке очень вкусно пахнущий суп. Рядом на сковородке шкворчало что-то мясное.

Поскольку мои надзорные функции в такой обстановке можно было выполнять, не сходя с места, я сел на пригретый солнышком пенёк, расстегнул куртку и принялся читать захваченную с собой газету. Невдалеке, по локоть в солидоле, огромным гаечным ключом ремонтировал ленивец гусеничного трактора местный колхозник и время от времени поглядывал на меня.

Время подошло к обеду. Зек, бывший сегодня за повара, спросил: «Вы в кухню пройдёте, или лучше сюда принести?» «Неси сюда», – велел ему я, и вскоре на стоящем рядом с пеньком деревянном ящике, на аккуратно подстеленной газетке уже лежал хлеб и дымилась тарелка аппетитного супа. Я взялся за ложку…

И тогда колхозник разогнулся, с отчаянием бросил оземь гаечный ключ и восхищённо произнёс: «… твою мать! Вот бы мне такую работу!!!»

Слухи на зоне