А вдруг это правда?

Ивретту не понравилось, какой оборот приобретает этот разговор. Его жена регрессировала прямо у него на глазах. Где та уверенная в себе, самодостаточная женщина, которой она стала в свои двадцать лет, без Дженси? Он сомневался, что появление в их жизни Дженси – сразу после проблем с бесплодием – им на пользу. Он был близок к тому, чтобы уговорить ее снова подвергнуться всему этому, настраивал ее на битву. Он не мог позволить, чтобы Дженси превратила ее в ту неуверенную девочку, какой она была, когда они учились в старших классах. Та девушка никогда не смогла бы пройти через все то, что пришлось пережить его жене – взрослой, уверенной в себе Брайт.

– Уверен, толк от тебя был, дорогая, – заговорил он.

Он увидел, как взгляд Дженси метнулся к нему и тут же отпрянул. Так, значит, ей не понравилось, что он назвал Брайт «дорогая». Интересно. Или, может быть, это просто фантазии. Проецирование своих желаний. Так ведь, кажется, Брайт утверждала, если он говорил о чем-то желанном, будто это уже случилось? Он хотел, чтобы Дженси стало не все равно? Чтобы она ревновала?

Да, хочет. Боже, помоги ему, он действительно хотел, чтобы Дженси кусала себе локти из-за того, как все обернулось. Неважно, как все сложилось в тот последний раз. Неважно, что все могло быть по-другому.

– Ивретт? – окликнула его Брайт. – Поможешь снять Кристофера с детского стульчика?

Не дожидаясь его ответа, Брайт протянула ему мокрую тряпку. А почему бы и нет? Они проделывали это каждый вечер. Это – то, кто они есть. Это – тот выбор, который они все сделали.

Тряпкой он попытался стереть остатки ужина с лица сына, а Кристофер извивался и скулил от неодобрения. Дженси молча наблюдала за семейной сценой, и Ивретт гадал, о чем она думает. Удовлетворенный своей работой по «чистке» (остальное смоется в ванной), Ивретт отсоединил планку-поднос и помог малышу спуститься. Кристофер тут же подошел к Дженси и с очаровательной улыбкой сунул ей в лицо игрушечную машинку, чтобы произвести впечатление. Каков отец, таков и сын, – подумал он и подавил усмешку.

– А ты тот еще маленький дамский угодник, – сказала Дженси и усадила Кристофера к себе на колени.

Брайт обернулась и посмотрела на троицу у стола: на мальчика на коленях у Дженси и Ивретта, сидевшего рядом с ними. Он мог только гадать, о чем думает Дженси, но достаточно было одного взгляда на жену, чтобы понять, о чем думает Брайт. Он поймал ее взгляд и подмигнул. Я люблю тебя. Ты – моя жена. Это наш сын. Ничего иного я бы и не хотел. Брайт улыбнулась и вернулась к тарелкам.

– Так где же сейчас девочка? – спросил он, возвращаясь к самой безобидной теме разговора, которую только смог найти. Это было ужасно с его стороны, но он действительно был рад происшествию в бассейне. Это давало им возможность поговорить, позволяло уйти от мин, на которые можно было нарваться в любой другой теме.

– Она у Зелл. Помнишь миссис Бойетт? Маму Джей-Джея? – Не оборачиваясь, Брайт начала загружать посудомоечную машину.

Ивретт рассмеялся, вообразив большого увальня Джей-Джейя Бойетта, – квинтэссенцию нападающего в бейсболе. Ивретт не вспоминал о нем уже много лет.

– Ага, – сказал он, вспомнив, как Джей-Джей гнался за ним и его друзьями по лесу у озера. Люди говорили, что в лесу водятся привидения, и в детстве он боялся туда заходить. Позже он полюбил этот лес.

Он заставил себя не смотреть на Дженси, не думать об их убежище. Ему хотелось выбрать момент и поговорить с ней наедине, чтобы убедиться, что она никогда ничего не скажет Брайт, которая до сих пор ничего не знала о произошедшем в Нью-Йорке. Он не мог позволить сбиться им с намеченного курса, только не сейчас, когда он столько трудов вложил на уговоры жены, чтобы завести второго ребенка. Брайт ухватилась бы за любой предлог, лишь бы отложить еще один раунд лечения бесплодия.

Он ее понимал (прошлый раз был сущим адом), но также знал, что, в конце концов, лечение сработало. Он взглянул на Кристофера, сидевшего на коленях у Дженси, его глаза уже слипались. Он не хотел, чтобы его сын рос единственным ребенком. Он сам – единственный ребенок в семье. Ему было так одиноко, пока в его жизни не появились Дженси и Брайт, когда он в десять лет переехал в Сикамор-Глен. Он думал о них как о сестрах, а потом перестал.

– От них что-нибудь слышно? – подала голос Дженси. – От Зелл?

Брайт покачала головой и с глухим стуком захлопнула дверцу посудомоечной машины, бокалы внутри громко звякнули друг о друга.

– Знаешь, пойду-ка я ей позвоню. У меня тут где-то есть местная телефонная книга.

Она вышла из комнаты, оставив Дженси и Ивретта одних.

– Мне очень жаль. – Дженси подождала немного, а потом тихо заговорила, зная, что у них есть несколько драгоценных минут наедине. – Если это неловко.