А вдруг это правда?

Дженси проснулась в своей старой спальне от приземления на кровать маленького тела. Комната не изменилась с тех пор, как она уехала, – в пастельной стране чудес с плакатами рок-групп и различными другими атрибутами мирка девочки-подростка. Ее дочери были очарованы тайм-капсулой, в которую превратилась ее старая спальня, перебирали, подносили к свету пузырьки давно высохшего лака для ногтей с каким-то изумлением.

– Мам, – удивленно спросила Пилар, – ты пользовалась лаком с блестками?

Она предположила, что подобное могло удивить ребенка, видевшего мать лишь с французским маникюром, ведь только такой делали женщины в месте, где они жили раньше. Забрав из рук Пилар флакон из-под лака, она некоторое время изучала его, мысленно представляя себе, как они с Брайт сидят на кровати и делают друг другу маникюр. Брайт всегда была так осторожна, так серьезно относилась к тому, чтобы слои ложились как надо. Тогда она была привередливой и, судя по тому, что видела сейчас Дженси, такой и осталась. Она была такой же старательной и серьезной в преданности своему дому, своей стряпне, своему сыну и Ивретту. Дженси пыталась не думать о тех нескольких мгновениях, которые она провела наедине с Ивреттом после ужина. Было кое-что, что она хотела сказать ему, но не осмеливалась, и невысказанные слова все еще крутились у нее в голове, сталкиваясь, как стеклянные шарики.

– Вставай, мама! – закричала Зара, сотрясая кровать так сильно, как только могло ее маленькое тело; ее пронзительный голос был слишком громким и визгливым – на грани яви и крепкого сна. Дженси снилось, что она в лесу у озера, но там был кто-то еще, ей не знакомый, но этот кто-то знал ее, – его присутствие казалось тревожным, угрожающим и чересчур уж реальным. Она попыталась стряхнуть с себя сон, одновременно приподнимая покрывало, чтобы Зара могла к ней забраться. Она крепче обняла дочь и несколько раз поцеловала ее в макушку, чтобы отогнать дурной осадок, оставшийся после сна. Зара хихикала и вырывалась.

– Мама, мы должны подготовиться к параду! – укоризненно воскликнула она.

Громко застонав, Дженси натянула одеяло на голову.

– А бабушка не может вас отвести? – сказала она из-под одеяла и простыни.

Она знала, что сегодня Четвертое июля, и вспомнила, в какое событие это превращалось в их поселке, но не ожидала, что и ей самой придется принимать в этом участие. Пилар и Зара провели вчерашний день, помогая ее матери готовить традиционные блюда, которые повезут на общий пикник всего поселка. Сикамор-Глен не будет прежним, если среди блюд не появится картофельный салат ее матери. У Дженси не было настроения участвовать в большом празднике, куда, скорее всего, придут люди, которых она не видела более десяти лет и которые будут задавать вопросы о ее муже, о том, почему она здесь, – а до сих пор ей по большей части удавалось избегать необходимости отвечать. Но после приготовления салата девочки считали, что внесли свой вклад и просто должны пойти, – а значит, ей тоже придется.

Из-под одеяла вынырнула голова Зары, ее улыбка была такой широкой, что на щеках появились ямочки. Она пригнулась, чтобы оказаться в поле зрения Дженси.

Она была ее зеркальным отражением, ее малышкой, ее самой милой девочкой.

– Нет, мам, ты должна пойти. Ты же обещала.

Верно, вчера за ужином она согласилась, без особого сопротивления уступив мольбам девочек. Вот и расплата за вино к ужину. Со вздохом, призванным продемонстрировать усталость от мира, Дженси отбросила одеяло, и ее взгляд упал на плакат рэпера Марки Марка – до того, как он стал респектабельным Марком Уолбергом.

– Ты права. Я сказала, что пойду, так что давай пойдем понаблюдаем за изумительными и вычурными проявлениями патриотизма! – произнесла она с таким энтузиазмом, что Зара должна была бы понять, какой он фальшивый.

Но дочь этого не поняла.

– Пилар! – закричала Зара, вскакивая с кровати. – Я же говорила, что она пойдет!

Она галопом выбежала из комнаты в поисках сестры, а ее маленькие ножки затопали по коридору. Если родители Дженси не проснулись раньше, то теперь неминуемо проснутся. «И поделом им», – подумала Дженси. Она испытала большое искушение натянуть одеяло на голову и провалиться в страну грез, но вдруг засомневалась, а так ли безопасно отправляться именно в ее страну грез?

Она заняла свое место на тротуаре вместе с другими соседями, ожидая начала парада. Мать приготовила для нее термос с кофе, а какой-то дружелюбный мужчина, которого она не узнала, протянул ей пончик. Она приняла кольцо из жареного теста с сахаром только потому, что сегодня Четвертое июля, а пончик был с красной, белой и синей посыпками. Отказаться от такого показалось непатриотично. Она смотрела, как шествие начинает свой долгий путь от въезда в поселок к зданию клуба. Как того требовала традиция, местная пожарная служба послала машину возглавить парад, и Дженси помахала в ответ пожарному, который буквально висел, уцепившись за пожарную лестницу на крыше, указывал на нее пальцем и с энтузиазмом махал рукой, едва убедившись, что привлек ее внимание.