А вдруг это правда?

Ей не нужно было заглядывать в календарь, чтобы понять, что там ничего нет, кроме еще одной поездки к бассейну, еще одной прогулки вокруг квартала с Кристофером в коляске и собакой на поводке.

– Четверг, второго августа подойдет? Скажем… в половину шестого? К тому времени я, скорее всего, закончу со встречами.

Она попросит маму присмотреть за Кристофером, а Ивретт заберет его оттуда после работы.

– Конечно, – выдохнула она. – А где именно?

– Я думаю, мы могли бы встретиться где-нибудь выпить. Может быть, ресторан? Или мы могли бы просто посидеть в баре отеля «Мариотт». Я там остановился.

Она постаралась не думать о встрече в отеле, о его номере наверху, куда они могли просто подняться по лестнице. Это в прошлом. Теперь все по-другому. Она просила его помочь ей вернуться к карьере, которую на время забросила. Вот и все. Она выдохнула.

– Да, бар отеля подойдет.

– Хорошо, куколка, – сказал он, и она услышала, как он улыбнулся в трубку.

Брайт слишком хорошо помнила эту улыбку. Она съежилась, вспомнив, как он называл ее так, как когда-то она сама находила это очаровательным.

– Ладно, тогда до встречи! – Она старалась, чтобы ее ответ прозвучал легко и радостно.

– И, Брайт! – окликнул он как раз перед тем, как она собиралась нажать «Отбой». – Я рад, что ты позвонила. Будет приятно снова тебя увидеть. Мы никогда по-настоящему…

– Ага, и я тоже! – воскликнула она, не желая, чтобы он закончил то, что собирался сказать.

Она пробормотала: «Пока», прежде чем закончить разговор. Держа телефон в руке, она моргнула, глядя на дисплей – 4:47; Брайт думала о том, как удивительно легко решить изменить свою жизнь навсегда и как удивительно легко скрыть это решение от того, кого любишь больше всего на свете.

Дженси

После той первой ночи их отношения стали развиваться невероятно легко. Дни быстро сменяли друг друга в летней дымке. Ей казалось, что она живет в каком-то романтическом фильме. Вот счастливая пара под одеялом в постели, шепчется и хихикает, прячется от детей. Вот папа крадется обратно в свою постель, как только первые лучи рассвета прорезают небо. Вот две семьи едят гамбургеры за столом для пикника, вокруг детских ртов ярко-красные колечки кетчупа. Вот он наживляет ее крючок, когда они все ловят рыбу в соседнем озере, сидя на липком металлическом пирсе, а заходящее солнце окрашивает небо за спиной широкими мазками розового, оранжевого и синего. Прошло несколько недель, прежде чем она, наконец, рассказала ему об Арче, ее слова вырвались в спешке как-то в утренние, предрассветные часы. Она положила голову ему на грудь и прошептала всю историю: бегство в колледж на север от преследователя, вихрь ухаживаний и устройство жизни с человеком, которого она полюбила вдали от дома, на чье преступное поведение не обращала внимания, агенты, которые выглядели удивительно похожими на Людей в черном, которые появились, чтобы растоптать ее цветы и ее жизнь. Она выпустила эту историю одним долгим выдохом, а когда она закончила, оба молчали, и каждый думал, во что превратилась их жизнь.

– Спасибо, – сказал наконец Ланс. – За то, что мне рассказала. – Он поцеловал ее в макушку. – Уверен, это было нелегко.

Она понемногу привыкала к его запаху, к прикосновениям, к телу. Она позволила себе полагаться на их близость, одновременно предостерегая себя не слишком привязываться.

Иногда после того, как Ланс возвращался в свою кровать и она оставалась одна, она вела с собой строгие разговоры. Это не окончательно, это даже ненадолго. Так между ними продолжаться не может. И все же они вели себя так, будто это возможно. Хуже всего было то, что они тащили за собой детей: вся шестерка складывалась в странное, единое целое, скрепленное одними им понятными шутками и союзами, и это целое становилось крепче с каждым летним днем. Каждый день она говорила себе, что скоро они обо всем поговорят. И каждый день казалось, что сейчас не лучшее время заговаривать о будущем. Зачем портить то, что есть? Она займется этим завтра или на следующей неделе, или… когда он первый начнет. Незачем портить что-то хорошее.

А это было хорошим. А хорошее, как она доподлинно знала, редкость. И мимолетно.

Она вернулась из его дома, как обычно, поздно утром, после того, как они все вместе позавтракали. Она приготовила французский тост, и от ее волос все еще пахло беконом и кленовым сиропом. Она думала о душе, о том, сколько Лансу потребуется, чтобы закончить работу, которую он должен был сделать, о том, что они будут делать вечером, когда почувствовала, что кто-то наблюдает за ней. Оглянувшись, она увидела, что на задней веранде стоит и хмуро смотрит на нее мать. Дженси почувствовала, как ее собственная улыбка угасает. Сглотнув, она слегка помахала матери рукой.

Вместо того чтобы помахать ей в ответ, мать поманила ее к себе на террасу. Дженси кивнула и направилась к ней, думая о том, где сейчас девочки, могут ли они услышать то, что собирается сказать мать. На всякий случай, выйдя на террасу, она закрыла за собой дверь.