Она оглядывается вокруг, совершенно потерянная:
– Что случилось?.. Ничего не понимаю…
– Гроза… Крыша…
– Она обрушилась, так ведь?
– Нет-нет, только протекла. Но очень, очень сильно.
Она встает, держа старого кота на руках.
– Корнелиус!
– Я съездил его покормил. И кур тоже. Все хорошо.
– Вы уверены, что…
– Да-да.
Он наливает тарелку супа, приглашает ее присесть, ставит тарелку перед ней. Предлагает стаканчик вина. Она не смеет отказаться. После двух глотков на щеках у нее появляется румянец и ей почти удается улыбнуться. Они говорят о том о сем, ни о чем особенном – сейчас ей лучше не слишком задумываться, просто отдохнуть.
Поев, она благодарит его за помощь, за любезность, за то, что покормил осла и кур, пока она спала, какое приятное и деликатное внимание, и потом это приглашение на ужин, теперь ей намного лучше, но уже поздно, и ей пора возвращаться домой. Она встает, натягивает свой плащ, собирает вещи, которые он недавно развесил на просушку. Фердинанд в смятении. Он надеялся, что она сама поймет его идею с приглашением и говорить не придется. Не получилось. Теперь он должен изъясняться, подыскивать правильные слова. Чтобы выиграть время, он спрашивает, не хочет ли она, прежде чем уйти, осмотреть дом. Она из вежливости говорит: Да, конечно. Они проходят по комнатам, так и оставшимся пустыми после переезда сына, снохи и внуков. Потом поднимаются на второй этаж. Он все ждет вдохновения. Наконец начинает с туманного и замысловатого вступления, говоря об одной идее, которая не совсем его, потому что первыми ее высказали дети, короче – и тут он идет напролом, – раз уж в ее доме сейчас жить нельзя, а в его доме полно места, то вполне нормально предложить, а он, разумеется, будет только счастлив, если она согласится пожить здесь. У них очень логичное мышление, у моих Люлю, вы не находите? И кстати, вот как раз комната, где вы будете спать этой ночью. Кровать застелена. Осталось только лечь. А завтра, на свежую голову, вы сможете спокойно поразмыслить, как вам быть дальше. Доброй ночи, мадам Марселина. Да, и последнее. Утром вы предпочитаете чай или кофе?
– Чай.
– Как удачно, чай у меня есть.
Походя гладит по голове собаку и закрывает за собой дверь. Он доволен: ему удалось все сказать, и такое ощущение, что он даже был убедителен. Оказалось не так уж сложно. Ну, посмотрим, что она решит завтра.
А она долгое время так и стоит – в плаще, с котом на руках и собакой у ног. В мозгу словно короткое замыкание.
– Да, но… я не против, доброй ночи…
16
Чай на завтрак
– Д
ве ложечки? Хорошо. А когда налью кипяток, на сколько оставить? Как это – на глаз? Значит, для средней крепости надо держать минут пять?.. Ладно, ладно. Ну что ж, спасибо за объяснение. А как Габи, прошел ее грипп?.. Вот дерьмо… Но как же… Я не знал, Мирей ничего мне не сказала… Хочешь, чтобы я с ней поговорил? Ладно. Ох, старина, вот беда. Слушай, если что-то понадобится, ну что угодно, сразу звони, да? Слышишь, Ги? Звони. Хоть в середине ночи. Иначе для чего нужны друзья. Поцелуй ее покрепче от меня. Я к вам сегодня же заеду. Лучше завтра? Хорошо, Ги. До завтра, мужик.Фердинанд смотрит на часы. Семь. Еще темно. Он роется в буфете, наконец находит, что искал: большой заварочный чайник и чашку с блюдцем к нему. Генриетта выиграла их в лото. Или, может, в тире. Что тир, что лото – она не пропускала ни одного соревнования. Наверняка она и в тот раз нацелилась на главный приз – паровой обогреватель, но получила чайный сервиз. А сама пила кофе с цикорием. Он вымыл чашку под краном, протер, поставил на стол рядом с позолоченной металлической банкой с чаем. Ничего, выглядит неплохо.
Чайник на плите засвистел.
Он начал лить воду маленькими порциями в держатель фильтра для кофе. Опять подумал о разговоре. Известие о Габи. Какой удар. Твою мать, что за пакость. И потом, Ги останется совсем один. Может и не пережить. Они всегда были вместе. И тут вдруг на тебе… Сколько Фердинанд ни рылся в памяти, он больше не знал никого, кто так любил бы друг друга, как эти двое. Эта мысль его растрогала. Не то чтобы он завидовал. Сам бы он не перенес такой неразрывной связи. Но достаточно и того, что такое бывает.
Шум на лестнице сбил его с мысли. Первой появилась Берта, прижалась к его ногам, размахивая хвостом и высунутым языком, за ней маленький Шамало. Фердинанд поднимает его одной рукой, прижимает к себе, другой гладит собаку по голове. Эти двое вроде бы спелись, уже хорошо.