А. З.

— Ну здравствуй, упрямица.

И хмыкнул, представив глаза Андрюхи, если бы паренёк присутствовал при этой сцене. В голове прозвучал ломкий юношеский голос: «Я не говорю, что ты сумасшедший, но проблема определённо есть».

— Есть проблема, есть, — покивал Максим и провёл пальцами по ржавому хомуту, скрепляющему крайние штакетины изгороди и калитки.

В первый раз он пришёл сюда один. Дверца открылась, едва он переступил невидимую глазом границу.

Максим повернулся к ограде спиной, сделал несколько шагов по направлению к избе и оглянулся. Да, именно так всё и было. А как было во второй раз? Он привёл в зону Олега и Андрея — калитка никак не отреагировала на их появление. Зато оказалась открытой, когда они побывали возле избы и хотели уйти отсюда. Между этими двумя событиями есть связь — в ней скрыта причина, почему то же самое не происходит сейчас.

Пройдясь вокруг изгороди, Максим упёрся руками в дверцу. Качнулся взад-вперёд:

— Со мной такие шутки не проходят. Считаю до трёх и ухожу. Один, два, три. Я ухожу. Ты слышишь?

Вздрогнув, выпрямил спину. Провёл ладонью по лицу, покрытому бисеринками пота. О чём он только что думал? О причине.

«Ты запутался в воспоминаниях», — прозвучало в голове.

— Ничего я не запутался! — возразил Максим.

«А я говорил, не надо сюда ходить».

— Поздно. Я уже здесь. — Потирая отёкшую переносицу, Максим зажмурился. О чём он думал? О причине…

«Максим! Напряги память!»

— Не мешай! Тут надо не в памяти рыться, а размышлять.

Почему во второй раз калитка открылась не сразу? Что изменилось?.. Количество «гостей».

— Кажется, я понял, — прошептал Максим. Покивал своим мыслям. — Да-да, я понял.

Поправил на плечах ремни рюкзака и поплёлся обратно.

Увидев его, Бузук растянул побледневшие губы в жалкой улыбке:

— Что, дружок, дорогу не нашёл?

Уголовник сидел у куста в той же позе, в какой его оставил Максим. Видать, боялся пошевелиться. Правая рука, согнутая в локте, плотно прижата к боку. Из-под подмышки торчала, словно градусник, рукоять охотничьего ножа. Вокруг неё, на замызганной куртке, расплылось пятно — не такое большое, каким могло быть, вытащи Бузук клинок из раны.

Максим замешкался перед избой, раздумывая, с чего начать.

— Смотрю я на тебя, — проговорил Бузук, — правильный такой, со всех сторон Богом облизанный. В рукаве нож держал, а никого не прирезал.

— Прирезал, — сказал Максим и шагнул к зэку. — Мне нужен ножик.

Бузук закрыл рукоять растопыренной пятернёй:

— Ты же сам сказал, нельзя выдёргивать.

— Другой ножик. Складной.

— Тут где-то был. Я и забыл про него.

Не выпуская зэка из поля зрения, Максим принялся обшаривать траву.

— Где убили твоих родителей? — спросил Бузук.

— Не знаю.

— Хоть в какой области?

— Не знаю.

Скривившись от боли, Бузук покусал губы:

— Сколько тебе было лет?

— Пять или шесть.

— И как такой малец сообразил, что над мамой надругались?

Максим посмотрел на Бузука с нескрываемой ненавистью. Не надо… не надо ворошить память. В голове прозвучал юношеский голос: «Мы же не зря сюда приехали? Ты всё вспомнил?» В какой момент рассудок заблокировал его детскую память? Когда он выбрался из-под отца и увидел его перерезанное горло и одежду, словно облитую томатным соком? Или когда лежал оглушённый ударом на лесной дороге и сквозь ресницы видел, как дёргается и скачет на маме лесное чудище? Или когда увидел её, лежащую рядом с отцом в овраге, с обнажёнными бёдрами в ссадинах и синяках?

Максим поднял ножик. Нажатием на кнопку выкинул клинок из рукоятки. Большим пальцем проверил, не затупилось ли лезвие.

— Я понял намного позже.

— Это не я, дружок. Ты с кем-то меня перепутал.

Перед внутренним взором возникла шипастая единица на запястье. Поигрывая на скулах желваками, Максим стиснул в кулаке рукоятку ножика и направился к крыльцу.

— Прошло немало времени, — никак не успокаивался Бузук. — Менты ничего не найдут и ничего не докажут! Это всё твои детские фантазии, сукин ты сын! Но, сука!.. Обвинения бросят тень на мою репутацию!

— Говоришь как заправский адвокат, — сказал Максим, поднимаясь по ступеням.

— Я «вор в законе» с огромным тюремным стажем! Ты понимаешь, что это значит?

— Двадцать три года назад ты не был «вором в законе», — вымолвил Максим и вошёл в избу.

— Это значит, мать твою, что всю свою воровскую жизнь я жил по понятиям! — надрывался Бузук. — Невозможно стать «авторитетом», если ты когда-то ставил баб на растяжку и убивал детей. Ты это понимаешь?

Максим подождал, когда глаза привыкнут к мягкому полумраку. Присмотрелся к верёвке, на которой висел Шнобель. Хотел передвинуть стол и с него дотянуться до шнура, который тугими кольцами обвивал потолочную балку, но ножки будто приклеились к половицам. Наверное, тот, кто сунул педофила в петлю, хотел так же поступить, чтобы выдать убийство за самоубийство, — не получилось.

С трудом забравшись на табурет, Максим перерезал верёвку возле висельного узла — тело с гулким стуком упало на пол. Затем встал на носки и дотянулся до балки. Шнобеля повесил Хрипатый. Он выше Жилы ростом, и руки длиннее.

Смотав шнур, Максим схватил Шнобеля за шкирку и выволок из избы.