А за окном серый дождь

Дождь все усиливался, а день все сильнее наполнялся хмурыми тучами. Я то залезала в маршрутку, то выходила, а Сережа лежал в машине скорой помощи. Мои глаза заливались слезами, пока я слушала шелест листьев и стук дождя. От этого всего мое сердце поглощала беспросветная мгла. Вдруг дверь белого «уазика» с красным крестом открылась, и из нее Медицкая Юлия сунула мне белую простынь, которой накрывали моего брата. Женщина была в гневе, словно ее в спину ужалила змея. Взяв простынь, я пошла в дом. На тот момент в нем была темнота, ни единой души, кроме папы. Мама была в маршрутке с детьми, Стас с Зариной стояли возле двора напротив скорой. Через некоторое время мы вышли, и папа попросил Стаса, чтобы он поехал вместе с нами. Потом я села в маршрутку и услышала собственными ушами, как мои бабушка, дедушка и дядя поливают нас грязью, и им не было стыдно вести разговор при внуках. Как им не было стыдно за это, не знаю. Этих людей могла только могила исправить, потому я и расстроилась еще сильнее.

Время все шло, а дождь с холодным ветром усиливались. Вдруг на скорую поступил звонок о том, что девятимесячной девочке плохо. Нам сказали забрать ребенка из машины, отчего у всех задрожали руки и помутился рассудок, ведь Сережа был таким маленьким, совсем ангелочком. К тому же полиция назвала эту скорую помощь «мусоровозкой». Один из следователей спросил у водителя:

– Ты мне вообще покажи, где в документах написано, что это скорая помощь.

Но водитель ничего не мог ответить, так как на этом «уазике» было написано красной краской: «СКОРАЯ МЕДИЦИНСКАЯ ПОМОЩЬ».

Увы, но в нашем поселке никогда не было нормальной машины, а оборудование растащили еще до моего рождения. Наша больница докатилась до того, что спасать человека нечем, нет даже простых медикаментов! Докатились… Жизнь маленького ребенка оборвалась – он никогда не станет футболистом или музыкантом, а может, водителем. Мой мальчик очень любил машинки и научился издавать звук мотора машины. Если бы вы только знали, как я по нему скучаю. После его смерти в душе осталась только пустота, которая уже никогда не заполнится его смехом, запахом, улыбкой, отчего я превратилась в пустую биологическую коробку.

Вечером папа забрал Сережу из этой убогой машины скорой помощи и внес его в дом, присел на детскую кроватку, прижимая сына к себе, стал его качать, словно укладывал спать. По его смуглым щекам текли горькие слезы, папа все сильнее и сильнее прижимал нашего мальчика к себе, после сказал, целуя его холодные щечки:

– Сына, что же ты наделал? Дите мое, дите…

Я пристально смотрела на отца и на тело брата, заметила, что мы еще не осознавали реальности. Меня окутал страх, а также обида за то, что этому ребенку не дали шанс на спасение из-за тех, кто халатно относится к своим должностным обязанностям в больнице! Почему они не поехали, а тянули резину? Почему у них не было лекарств? Почему, почему именно Сережа?

За окном темнело, холод затмевал не только мое сердце, но и улицу. Мой отец нежно положил моего брата на эту кровать и куда-то вышел, мама давала показания, которые записывал один из следователей. Парень сидел в кресле и тихо и спокойно опрашивал маму. Сам был небольшого роста, с милыми чертами лица; на миг мне показалось, что он нерусский, но это мне не дано было узнать. Пока вели допрос, я сидела рядом с братом в зале, погруженном во мрак, роняя горячие слезы на его безжизненное тело. Мне не верилось, что в его теле не было больше жизни, а в душе я ощутила пустоту. Я гладила его волосы, потом не выдержала и легла рядом с ним. Мне показалось, что он просто спит и проснется, побежит к своей новой машинке и поедет на ней, но нет, он больше никогда не встанет, в его голубых глазах была смерть! Помню, я крепко прижала его к себе и просто села рядом. Из моих глаз уже не текли слезы, казалось, это конец… Вскоре папа вошел в зал и унес Сережу в соседнюю комнату, для того чтобы его обследовал врач.

К нам домой привезли Теркину Ирину Николаевну. Женщина была в домашней одежде и не понимала, для чего ее привезли. Пока они разговаривали, примчалась Касаручка Антонина Семеновна. Я плакала и не понимала, что происходит вокруг меня. Знала только одно: мой любимый брат мертв, а наши доблестные офицеры полиции, стоящие у нас в коридорчике, рычали друг на друга («А если они убили ребенка?»), после чего эти двое начали бросаться друг на друга, словно бешеные псы. К сожалению, я не запомнила, но знаю, что они работают в следственном отделе по Калачевскому району, улица Пархоменко, д. 23,1, Калач-на-Дону, Волгоградская область, Россия. Касаручка спросила меня насчет отопительной системы дома. Женщина видела, что со временем дом менялся в лучшую сторону: в нем уже стояли новенькие металлопластиковые трубы отопительной системы и угольно-дровяной котел. Я плакала, а она задавала вопросы о случившемся, и я вновь и вновь стала повторять заевшую пластинку. Рассказала о том, что ночью у него поднялась температура, а сегодня его не стало. Он просто покинул этот мир, просто ТЕМПЕРАТУРА!