После случившегося мы считали, что крайне великодушно обошлись с американцами, просто освободив их от всех запасов угля в обмен на умолчание в нашем журнале о некоем происшествии. Кроме того, «Тапаханнок» располагал мачтами и парусами, хотя и рудиментарными, и несомненно доберется до порта. В теории.
Когда на закате мы потеряли «Тапаханнок» из виду, я и линиеншиффслейтенант Залески находились на топе грот-мачты с подзорной трубой и наблюдали, как канонерку шлюпками буксировали по безмятежному вечернему морю, в то время как мы снова мчались под парами, несясь к Кальяо на бодрых двенадцати узлах.
Но это дало лишь временную отсрочку проблем, поскольку, как только мы встали в Кальяо в док, то немедленно обнаружили, что этот визит окажется отнюдь не приятным времяпровождением.
Когда мы впервые бросили якорь в порту Кальяо, всё выглядело так, что наше пребывание превратится в приятный и довольно продолжительный отдых в иностранном экзотическом порту, где есть на что посмотреть и чем заняться. Как только мы встали на якорь, капитан и старший офицер сошли на берег, чтобы связаться с местными доками и получить предварительную оценку стоимости ремонта фок-мачты и корпуса ниже ватерлинии.
Ни одна из этих задач нас не касалась: ремонт искривленной и поврежденной снарядом мачты означал постановку корвета в док и подъем мачты мощным краном, в то время как заделка пробоин в корпусе потребует как минимум недели в сухом доке.
И та и другая работа требовала профессиональных кораблестроителей, так что нет никаких причин, почему бы экипажу не потратить большую часть из этих трех недель в увольнении на берегу, наслаждаясь такими диковинами перуанского побережья, как танцевальные залы фанданго, писка и агуардиенте по двадцать центов за бутылку и безграничные возможности для потасовок и разврата в приморской части города.
Сильнее всего заботила наших офицеров необходимость сохранить достаточно людей в команде до отплытия. В портах западного побережья в последние деньки эпохи паруса процветала вербовка обманом.
Хозяева прибрежных пансионов будут уговаривать команду дезертировать, обещая бесплатное проживание и дешевое пойло, затем дождутся, пока их нетрезвые жертвы окончательно не потеряют связь с реальностью, а затем продадут их за хорошее вознаграждение шкиперу какого-нибудь заграничного корабля.
Теоретически существовали определенные ограничения в подобной вербовке: местные власти должны были помогать корабельной полиции ловить дезертиров.
Но посмотрев на местные власти Кальяо, мы решили, что с этой стороны особо помощи лучше не ждать: следовало опасаться не только торговых судов, но и местного военно-морского флота.
В те дни и в чилийском, и в перуанском флоте служило много иностранцев — в основном англичан и скандинавов, но также немало немцев и далматинцев. Платили хорошо (особенно поначалу), так что не стоит и сомневаться, что многие в портовых кабачках попытаются убедить наших матросов сменить надпись на ленточках.
Что касается кадетов, то мысли о дезертирстве нас не посещали: мы же не кое-как оплачиваемые и ленивые призывники, а зародыши офицеров благородного дома Австрии, так что на нас возложили обычную карусель официальных приемов и культурных визитов.
Как бы то ни было, Кальяо являлся морскими воротами Лимы, а Лима — столица Перу, по сути, первая столица, что мы посетили за это плавание. Мы побывали в Лиме, с готовностью протопав вокруг монументов. Мы осмотрели все достопримечательности, например, кишки конкистадора Писарро, выставленные в стеклянном сосуде в местном соборе.
Мы посещали приемы, устраиваемые местными германскими и австрийскими сообществами, а затем на поезде отправились в Анды, чтобы пару дней развлечься в поместье герра Шнабеля — австрийского еврея, который неплохо преуспел в выращивании хинного дерева и одевал своих слуг-индейцев в серо-зеленые штирийские костюмы, дополненные баварскими кожаными штанами и подтяжками с вышитыми эдельвейсами.
Кроме того, произошло небольшое землетрясение и революция, которую мы даже не замечали до тех пор, пока она не завершилась, и мы не прочитали о случившемся в газетах.
После пятидневного отсутствия мы вернулись на корабль и обнаружили, что он пребывает в состоянии перевернутого с ног на голову муравейника.
Судоремонтные мастерские предоставили капитану предварительные расчеты стоимости ремонта, которые тот передал по телеграфу в Вену для одобрения, а Министерство финансов отказалось их одобрить на том основании, что бюджет военно-морского флота на 1903 год сильно урезали, и теперь венгры блокируют все дополнительные затраты в надежде выжать из Вены поблажки в новых внутренних таможенных ставках.
Фештетич еще раз телеграфировал в Вену, что «Виндишгрец» лежит в Кальяо в полуразобранном состоянии, и уж точно не может выйти в море и обогнуть полмира без капитального ремонта. Так следует ли нам бросить эту посудину и вернуться домой на пароходе, или казна всё же изрыгнет нам немного денег?