Помимо пожирания семидесяти тонн угля, два дня попыток обогнуть Горн под парами доказали, что если «Виндишгрец» когда-нибудь и выйдет в Тихий океан, то сделает это только под парусами.
Плавание в этих ужасных водах изматывало команду. Корабль имел большой экипаж по сравнению с торговыми судами, мелькавшими время от времени сквозь штормовой мрак и занятыми тем же, что и мы, успешно или не очень.
Как я уже говорил, мы находились выше и меньше мокли. Но большая команда имела свои недостатки. Например, перенаселенность вместе с холодом, влажностью и вонью человеческих тел в темноте нижней палубы.
С высоким бортом или низким, волны все равно заливали палубу каждые несколько минут и выливались через порты, прорезанные в фальшборте, заставляя нас прыгать на ванты, спасаясь от участи быть смытыми водой, с ревом возвращающейся в океан.
«Влажное и подмерзшее» стало привычным состоянием всего и вся, поскольку вода потоками стекала по трапам, захлестывала в порты орудийной палубы — хотя их закрыли наглухо и проконопатили паклей, по-настоящему водонепроницаемыми они так и не стали.
Вскоре горячая пища стала лишь отдаленным воспоминанием — когда вода в десятый раз залила камбуз и затопила печь, кок наотрез отказался разжигать ее снова.
Что же касается нашей промозглой конуры в грузовом трюме, думаю, что и могила вряд ли выглядит менее привлекательной, чем эта качающаяся, подпрыгивающая, наполненная хлюпающей водой каморка, освещенная единственным фонарем, со стен постоянно сочилась и капала вода, пока корабль со стонами и скрипом прокладывал путь сквозь ревущие волны.
К середине декабря все пришли к единому мнению: мы погибнем и отправимся в ад, дабы следующий миллион лет провести в попытках обогнуть этот проклятый мыс, мы обречены топтаться на месте, пока не очистимся от коллективного греха блуда и мелкого воровства. Постоянно мокрые, постоянно продрогшие и уставшие, постоянно пытались тянуть брасы на скользкой, бешено прыгающей палубе, чтобы повернуть корабль на другой галс по дороге в никуда, постоянно работали на износ, только чтобы удержаться на одном месте.
Мокрый снег и низкие тучи затрудняли наблюдения. В условиях, когда кусочек солнца или проблеск звезд можно было ухватить только сквозь серый мрак, вычисленные координаты имели удручающую тенденцию болтаться вокруг одной долготы в течение многих недель, иногда 66° западной, иногда 67°, даже 68°, но вернулось к 65°40', или даже 64°30', когда нас сильнее снесло в подветренную сторону.
Мы могли бы утешаться тем, что другим кораблям приходилось еще хуже. После трех дней бешеного шторма десятого декабря мы оказались к востоку от острова Эстадос, в относительно спокойных водах, где крайние острова архипелага Огненной Земли образуют своего рода волнорез против ярости океана.
Здесь мы встретили много альбатросов и капских буревестников, отдыхающих на волнах, а также множество потрепанных судов, пытавшихся в течение нескольких недель, как и мы, прорваться в Тихий океан.
Один из них — четырехмачтовый ливерпульский барк «Замок Токстет», протекающий и потерявший фор-стеньгу. Похоже, они были недоукомплектованы с самого начала — двадцать пять членов экипажа, из которых восемь — ученики, а неделю назад волна смыла с палубы половину вахты.
Вдобавок, один человек лежал три недели с раздробленной ногой, другой в коме после падения на палубу, а третьему пробило череп падающим блоком в тот момент, когда они потеряли кусок мачты.
При попытках продвинуться западнее их унесло к границе льдов, в результате чего у нескольких номинально здоровых были обморожены пальцы ног и рук. Только восемь человек могли работать, так что они ставили по полпаруса за раз.
Все это мы узнали после того, как «Замок Токстет» просигналил просьбу о докторе, увидев, что наш корабль — военный (в те времена очень немногие торговые суда имели врача на борту).
Фрегаттенарцт Лучиени и я отправились к судну на лодке кру — единственной, которую мы не привязали намертво. Сцену, которую мы узрели на полубаке, я едва ли наблюдал когда-нибудь за пределами концентрационного лагеря. Здесь воняло как в канализации, наполненной гангренозными немытыми телами.
Все заросло плесенью, а измученный и полуголодный экипаж страдал от цинги, потому что провизия тоже заканчивались. Они выглядели как отчаявшиеся голодные волки.
Раненых невозможно было перевезти, мы с Лучиени отняли гангренозную ногу прямо на столе полубака под ураганным танцем лампы. Я прижимал маску к носу раненого, а Джимми Старборд капал на нее хлороформ.
Вдобавок доктор ампутировал несколько обмороженных пальцев на руках и ногах, но ничего не мог сделать для двоих тяжелораненых, лишь дать им надежду на то, что они умрут быстро. На обратном пути к трапу он спросил через меня капитана, почему бы ему не вернуться в Порт-Стэнли, чтобы высадить раненых.
— О нет, я не могу, хозяевам не понравится — портовые сборы и тому подобное. Прибыль компании уменьшится, акционеры будут недовольны.