— Но позвольте, капитан. Корабль непригоден к плаванию, осталось всего восемь человек команды, куда вы можете отправиться?
— Снова попробуем обойти мыс Горн, когда поставим временную мачту. Представитель хозяина все равно не даст распоряжения на ремонт, даже если мы вернемся в Порт-Стэнли. И в любом случае, — он выпрямился и выпятил вперед подбородок. — Бульдожья порода никогда не сдается!
Я оглянулся на несчастную команду на палубе, по большей части скандинавов и португальцев, и представил, что бы они сказали, будь вопрос самопожертвования на благо дивидендов компании или национальной гордости поставлен на голосование.
На прощание Лучиени отмахнулся от капитанской просьбы выставить счет за услуги, сказав, что это обычный гуманизм и вообще подарок от австрийского правительства.
Когда мы вернулись на борт, он заявил, что вряд ли счет оплатили, даже если бы он его оставил. И оказался прав. Когда мы позднее заглянули в Вальпараисо, где капитан отправил письмо дочери, то узнали, что «Замок Токстет» объявлен пропавшим у мыса Горн примерно в середине декабря и мы видели его последними. Могу только надеяться, что страховые выплаты в какой-то мере осушили слезы владельцев и акционеров компании.
Но мы и сами находились не в лучшем состоянии, когда выплыли из-за острых вершин острова Эстадос. По нижней палубе расползалась угрюмая безнадежность.
Что у нас за офицеры, если не могут справиться с такими ситуациями? Люди начали в открытую ворчать, что «дер Фештетич» должен либо поднять все возможные паруса и позволить нам прорваться через море к ледяным полям, если это необходимо, либо признать поражение, развернуться и рвануть с западными ветрами в Индийский океан и дальше к Австралии.
Нам было ясно, что лето, какое-никакое, в этих широтах коротко. Уже скоро придет длинная южная осень, и шторма с вьюгами зарядят уже всерьез.
Но спустя ещё десять дней бесполезных попыток справиться со встречным ветром, за неделю до Рождества, кризис перешёл в решающую стадию. Линиеншиффслейтенант Микулич и делегация офицеров отправились побеседовать с капитаном. Теперь — Тихий океан или смерть.
Ветер немного ослаб и изменил направление на вест-норд-вест, так стоит ли ждать более подходящего времени? Измученные, мы поднялись наверх и развернули все паруса кроме бом-брамселей.
Паруса хлопнули, как пушечный выстрел, когда их наполнил шторм, но выдержали, и корабль начал карабкаться по волнам, носом на юго-запад. Мы направились к Антарктическим льдам.
Это решение едва нас не прикончило. После дня и ночи хода и двух разорванных в клочья брамселей мы оказались в том же воющем, вздымающемся просторе, что и раньше, но в этот раз в компании зловещих обломков пакового льда, громоздящихся среди волн и пробирающего до костей холода.
Мы дошли до подтаявшего за лето края ледяных полей. Сразу после начала утренней вахты в Рождество донесся крик Тарабоччиа, привязанного на вершине фок-мачты для наблюдения за льдом.
Поначалу, когда мы пытались всматриваться покрасневшими глазами сквозь ледяной шторм в утренней полумгле и видели какую-то неясную форму за снегопадом, нам показалось, что это остров.
Затем стало ясно, что «остров» медленно поднимается и опускается вместе с волнами. Огромный низкий айсберг прямо по курсу и слишком близко, чтобы мы могли изменить курс и обогнуть его!
В панике рулевой положил руль на ветер, и мы встали прямо против ветра с таким диким треском, что на мгновение показалось, будто мы врезались в айсберг. Корабль содрогнулся и застонал, блоки задребезжали, а реи застучали о мачты.
Когда корабль встает во время шторма против ветра — это самое опасное, что может с ним случиться. На кораблях с прямым парусным вооружением мачты могут воспринимать нагрузку от ветра со стороны кормы и бортов, а не с носа.
Думаю, нам удалось не потерять мачты только из-за того, что айсберг немного прикрыл корабль от ветра. В любом случае, нам как-то удалось кинуться к брасам и переложить реи, нос корвета пересек линию ветра, и мы легли на левый галс, прежде чем мачты рухнули за борт. Мы пронеслись мимо ледовой горы так близко, что могли почувствовать ее ледяное дыхание.
Мы проскочили, но с передней мачтой случилось что-то ужасное, ремонтная бригада уже бежала к носу по обледеневшей палубе. Что-то произошло и внизу, судя по гаму, доносящемуся из люков.
Я слетел вниз по трапу на батарейную палубу и застал там человек пятьдесят, как будто участвующих в корриде.
Затем я понял, что с креплений сорвалась пушка, рым-болты, державшие мощный трос, проходящий через боковые стенки лафета, просто вырвало, когда корабль накренился, меняя курс. Теперь она носилась во все стороны по скользкой от воды палубе, пока корабль качался на волнах.
Пушке нужен один хороший разгон, чтобы набрать скорость, въехать в борт, впустить море внутрь корабля и утопить всех нас. Я мог лишь беспомощно и зачарованно наблюдать, как Негошич и его люди гоняются за трехтонным монстром в отчаянной попытке накинуть на него линь и хотя бы замедлить.