А земля пребывает вовеки

Мать говорила о себе, о своих произведениях со скромностью предельной, не наигранной. До размеров значительной литературной величины раздуваться ей и в голову не могло прийти. Но она сознавала свои способности или, точнее, предпочитала пользоваться своими способностями в том, что удавалось ей лучше всего и доставляло наибольшее удовольствие читателям или слушателям. На слушателях она как бы проверяла ею же записываемое. А она была прекрасным устным рассказчиком, с чувством юмора, и я помню, как заливались смехом, слушая её, наши русские гости или её американские студенты. Юмор у неё был гоголевско-чеховский: схватывалась человечность людей в их безалаберности и жизнь – в обыденной фантастичности. Вы, я надеюсь, не подумали, что, упоминая Гоголя или Чехова, я пытаюсь причислить мать к той же категории. Наши классики-прозаики (поэтов не касаюсь), в первую голову Гоголь, – это была для нее Звезда Вифлеемская, ведущая к истине.

Я наслышан о том, что читатели «Роман-газеты» плакали над страницами «Семьи». Пусть же и издание «Жизни» даст им возможность поплакать со смехом пополам. Пусть «горьким смехом посмеются», если вспомнить слова боготворимого моей матерью Гоголя.

Николай Рязановский