А жить, братишки, будет можно! (СИ)

Майор положил трубку на аппарат и улыбнулся Сухорукову.

- Я по телеку видел, как Вам вручали в Звезду Героя, - Дубовский кивнул на звездочку, красовавшуюся на груди Александра. – Золотую.

Александр смущенно опустил голову.

- Вообще-то это дубликат, из латуни.

- Ну, ясное дело, - майор понимающе кивнул. – Чтобы настоящую не потерять.

Дубовский восхищенно цокнул языком.

- Вы по телевизору выглядели старше. А на самом деле – совсем молодой.

Александр покраснел.

- И еще… Мы тут в военкомате спорили…, - Дубовский придвинулся к Александру ближе. – Правда, что Ваш отец – генерал-лейтенант?

Александр кивнул.

- Правда.

Майор удивленно крякнул.

- Вот как… Значит, проспорил я. Я-то всем говорил, что не может быть. Сыновья генералов в Афгане не воюют.

- Ну, это смотря каких генералов, – почти с нескрываемой гордостью произнес Сухоруков.

- Понятно, - протянул Дубовский и придвинул к нему вырванный из блокнота лист бумаги.

- Вот адрес его матери. Она живет в Мотыльково. Это деревня, километров двадцать отсюда… Может, дать Вам машину? – торопливо добавил Дубовский. – А если хотите, я тоже могу с Вами…

Дубовский вздохнул

- Один у нее он был, сын-то.

Александр отрицательно помотал головой.

- Спасибо. Я доберусь сам.

Дубовский развел руками.

- Ну, сами так сами.

…Александр подошел к старому, покосившемуся деревянному дому на краю деревни, поднялся на давно не крашенное крыльцо и занес руку, чтобы постучать в дверь. Но не успел.

Дверь со скрипом открылась, и на пороге дома появилась мать Кошкина – маленькая, сухонькая, еще совсем не старая женщина в черном платье и черном платке. На вид ей было не больше пятидесяти лет.

Она стояла и смотрела на Сухорукова добрыми, спокойными глазами - так, будто знала его давным-давно и рассталась с Александром только вчера.

Потупив голову, он тихо произнес:

- Здравствуйте, Марья Васильевна.

Она приветливо кивнула.

- Здравствуй. Я в окошко тебя увидала…

Марья Васильевна отступила в сторону.

- Что стоишь, Саша? Проходи.

Ничуть не удивившись, что она назвала его по имени, Александр переступил порог…

…В правом углу бедно обставленной комнаты с побеленными известью стенами висела простенькая бумажная икона Богоматери, а под ней – большая фотография Кошкина в форме десантника, сделанная в день принятия им воинской присяги. Фотографию в скромной деревянной рамке без стекла перетягивала черная ленточка.

Рядом со снимком к стене была пришпилена канцелярскими кнопками уже успевшая пожелтеть вырезка из газеты с броским заголовком «ПОДВИГ ДЕСАНТНИКА».

Марья Васильевна сидела на стуле под фотографией сына. Александр устроился на табурете напротив матери Кошкина.

- Я тебя раньше осени не ждала, - сказала она, подперев кулачком щеку. - Не думала, что так скоро вылечат. В газетах писали, обгорел ты сильно…

Мать с сочувствием покачала головой и спросила:

- Больно было, Саша?

Александр кивнул.

- Больно, Марья Васильевна.

- А Игорьку? – мать Кошкина впилась в Александра тусклыми от горя глазами. – Он не мучился? – она смотрела на Сухорукова, не мигая. - Ты правду скажи.

Не выдержав ее взгляда, Александр опустил голову.

- Нет, Марья Васильевна. Он умер мгновенно.

Встрепенувшись, Александр достал из кармана кителя обтянутую красным бархатом коробочку и раскрыл ее. На дне коробочки поблескивала золотом Звезда Героя – та самая, которую ему вручили в Кремле.

Собравшись с духом, Александр вскинул голову и посмотрел матери Кошкина в глаза.

- Пуля, которая его убила, предназначалась мне. В общем…

Александр протянул коробочку Марье Васильевне.

- Он заслужил эту звезду больше, чем я. Возьмите.

Мать Кошкина благодарно улыбнулась, но тут же отрицательно помотала головой.

- Нет, Саша, не возьму…Ты тоже жизнь был готов отдать. За девочку, которую спас из огня. Тебе звезду дали, ты и носи.

Александр пожал плечами, закрыл коробочку и снова спрятал ее в карман.

Некоторое время оба молчали.

Мать Кошкина нарушила молчание первой.

- У тебя и отец есть, и мать? – спросила она.

Александр кивнул.

Марья Васильевна горестно вздохнула.

- А Игорек отца своего не знал, – она через силу улыбнулась. - Я ведь без мужа уже почти двадцать лет живу. Как посадили его за кражу свиньи из колхоза, так по тюрьмам с тех пор и мыкается. Может, уже и не живой…

Она поглядела на Александра почти с материнской нежностью.

- Женат?

- Пока не успел.

Марья Васильевна горько покачала головой.

- И Игорек не успел…

Зажмурившись, она начала мотать головой из стороны в сторону и тихонечко выть. Александр сидел, не смея шелохнуться. Он смотрел на мать Кошкина с болью в глазах.

Всхлипнув, Марья Васильевна встала. Александр тоже поднялся на ноги. Мать Кошкина сделала шаг к Александру и с громким стоном, вырвавшимся из ее горла, кинулась Сухорукову на грудь.

Обняв его своими высохшими, узловатыми, красными руками, она громко зарыдала.

Глаза Александра тоже стали влажными.

- Ты женись поскорее, - произнесла она сквозь слезы. - И детей нарожай… Побольше, слышишь? И за себя, и за Игорька моего нарожай…

Марья Васильевна подняла голову и погладила Александра по щеке.

- Ты приезжай ко мне с ними. Я их буду любить, как родных…