А жизнь была совсем хорошая (сборник)

Васильев думал иногда про свою семейную жизнь – в те моменты, когда отчего-то становилось особенно тоскливо и муторно. Вечный вопрос – зачем? Зачем он тогда поторопился? Тогда – когда не мог еще все ответственно и грамотно оценить. Зачем они столько лет вместе? Была ли любовь? Есть ли любовь? И если нет – то что их держит вместе? Дочь – и только? Убогая квартира в ненавистных и далеких Химках? Трусость, привычка, леность… Смог бы он жить без Кати? И если да – зачем тогда они вместе? Он заботится о ней, наверное, скучает. Волнуется. Переживает, когда она болеет или грустит. Он привык к ней, как привыкают друг к другу люди за долгие годы брака. Как привыкают к своей чашке, подушке или сорту сыра. Наверное, удачного брака… но… Почему эти вечные сомнения, вечная рефлексия, непреходящее недовольство? Кризис среднего возраста? Переоценка ценностей? Или просто его дурацкий характер – вечно и во всем сомневаться? И вечно искать причины для «тяжких дум»? Ведь и он не сахар – хмурый молчун, педант и зануда. Не слишком хороший добытчик. И Катька не мед – вечно сведенные брови, приступы гнева и тоски. Правда, о материальном – ни-ни. Ни одного попрека, что могли бы жить лучше.

Честная девочка, но – хмурая. Недаром остроумная дочь прозвала ее «мама-осень».

Васильев смотрел на незнакомых и чужих женщин, с интересом и удовольствием подмечая их прелести – неизвестное манило. Сравнивал с женой. Но – как-то несильно, не откровенно, слегка. Можно было бы. Если бы да кабы…

А можно и нет. Во всяком случае, никаких усилий он не делал. Ни разу! А о чем это говорит? Да ни о чем. Лентяй и не бабник по натуре – только всего. Предложили бы – не отказался, а так….

Ну, и где эта любовь? Или – это нормально? После одиннадцати лет брака? А у кого по-другому?

В общем, жили… Иногда тужили – не без этого. А в целом….

Нормально в целом. Нор-маль-но!

* * *

Дядя Аркадий объявился внезапно – под Новый год, хотя обычно появлялся весной и осенью. А тут позвонил и объявил о приезде. Сказал – форс-мажор.

Катька забеспокоилась, заволновалась и поехала на вокзал.

Привезла его на такси и шепнула в дверях:

– Что-то не то. Точно. Еле добрались, одышка и бледность такая…

Васильев кинул взгляд на гостя:

– Устал. С дороги. Возраст, Кать. Ты что, не понимаешь? Возраст!

Та вздохнула и побежала хлопотать – чайник, обед, плед и подушку на диван – прилечь после дороги.

Дядя Аркадий прилег – что само по себе было необычно. Обычно он был легок, возбужден – по-хорошему, болтлив и очень голоден.

А тут… лег и заснул. Катька смотрела на него и хлюпала носом, шептала:

– Посмотри, как он похудел! И цвет лица – просто пепельный какой-то. И нос… Посмотри – нос заострился!

Васильев махнул рукой.

– Не придумывай!

А все это было чистой правдой. Плох был дядя Аркадий, очень плох… Как говорится – на лице написано.

Потом, когда тот проснулся, они долго ужинали и даже выпили «по сто грамм», как всегда. Он по-прежнему шутил, остроумничал, заигрывал «с девочками», делая цветистые и неловкие комплименты, но довольно быстро сломался и, извинившись, смущенно «отпросился» на покой.

Катька, не зажигая света, стояла на кухне и задумчиво смотрела в окно.

– Плохи дела, Вов. Чувствую – очень плохи. А ведь он, – всхлипнула она, – единственное, что у меня осталось из той жизни! Понимаешь?

Васильев ободряюще погладил жену по плечу.

Утром поехали в институт Герцена – дядя Аркадий признался, что приехал по этому поводу. Диагноз поставили, разумеется, дома, в Одессе.

– Надежд почти не оставили, – он жалко улыбнулся и развел все еще пухлыми ручками, – но… попробовать-то надо! Да и деньги, слава богу, есть – грустно вздохнул он, – хотя… Даже жалко их тратить, – тут он улыбнулся, – на это. – Губы у него задрожали. – Ей-богу, жалко. Все бы – вам. И на дело! Квартиру бы поменяли, машину купили.

Катька заверещала и расплакалась. В общем, двинулись…

Все было плохо. И даже очень плохо. Пока Катька одевала дядьку, Васильев пошел в ординаторскую говорить с врачом. Тот был предельно краток, все подтвердил и определил сроки – месяца два от силы. Ну, если повезет, полгода. Пробовать что-то можно, но смысла нет – только мучить. Пусть доживает «красиво» – ест, пьет, ходит в театры и рестораны. Жаль – не лето. Можно было бы на море. Он, говорят, бывший одессит?

– Бывших одесситов не бывает, – глухо откликнулась Катька, возникшая на пороге ординаторской.

Дядю Аркадия забрали, разумеется, к себе. Варька была срочно отправлена к бабке. Катька взяла отпуск и неотлучно находилась при дяде. Все привозилось с рынка – свежайший творог, деревенские яйца, парная телятина, гранаты, помидоры.

А ему однажды захотелось селедки и пива… Катькину диетическую стряпню дядя Аркадий жевал обреченно – не хотел обижать хозяйку.

Один раз поехали в театр – на втором действии он уснул. Как-то раз отправились в ресторан – заказали улиток и лангустинов. Он ел, приговаривая, что раки и омуль – ни в какое сравнение.

Немного выпил белого вина. Включили телевизор – шел какой-то старый фильм. Дядя Аркадий смотрел и блаженно улыбался… Пока сон не победил его.