А жизнь продолжается

— Семьдесят. Но главное ее достоинство не юный возраст — если сравнивать с женщинами, которые хотят выглядеть как можно моложе.

— Спасибо!

— Это абсолютная непосредственность и человечность во всем, свежесть, пылкость и нежность, которых она не скрывает. Я такой женщины еще не встречал. Вы ее видели?

— Мельком.

— А я видел, — сказал Хольм. — Нос чуточку вздернут, глаза зеленоватые, когда она смеется, они превращаются в щелочки и влажно блестят, рот великоват, зато прелестно изогнут, губы коричневатые, полные… лакомые.

— Говорю вам, я ее мельком видела.

— Высокая грудь, полные губы…

— Опять губы!

— Жадный рот, волосы… и на что одному человеку столько волос, а уж рот…

— Ну хватит! Послушайте, что я вам расскажу, — нарочито бодрым голосом произносит фру Хаген. — Карел из Рутена навострился уже играть на вашей гитаре.

— Что? — очнулся Хольм. — Карел из Рутена? Так у них вся семья музыкальная. Сударыня, вы, кажется, хотели угостить меня портвейном?

— Прошу простить, но я это не всерьез. Нет, откуда у нас деньги на портвейн. А вы и поверили?

— Может, и не поверил. Извините! Но как хорошо, что я оставил ему гитару. Я о Кареле. А откуда вы знаете, что он научился играть?

— Мы с мужем ходили в Рутен.

— Без меня! — говорит Хольм.

— Да, но это безо всякого злого умысла, у мужа там было дело. Ведь он помог Карелу получить общественные средства на осушение озерца.

— Ваш муж?

— Да. Карел до того обрадовался, что бросил работу и сыграл для нас.

. — Ваш муж просто молодец, раз он сумел выбить казенные средства под свое честное слово.

— Просто-напросто он обратился в земельную управу и получил их. Ну разумеется, муж у меня способный и умный. А вы в этом сомневались?

Хольм улыбнулся:

— Если бы между нами все было по-старому, я сказал бы, что я тоже способный и умный.

Она ответно улыбнулась:

— Если бы между нами все было по-старому, я бы согласилась с вами из страха, что потеряю вас.

— А теперь?

— Теперь я, к сожалению, вынуждена сказать, вы — человек, который только и способен, что переливать из пустого в порожнее.

— Вот дьявол! — сказал Хольм. — Из пустого в порожнее?

— Да, за компанию с такой балаболкой, как я. Оба мы пустомели и пустозвоны.

— После этого мне ничего не остается, как…

— Господи, дайте же мне выговориться! — перебивает фру Хаген. — Иначе опять начнется пустопорожняя болтовня.

— Может, мне вообще замолчать? Так и скажите!

— Ну что бы вам склонить голову и признаться, что теперь вы понимаете, почему я предпочитаю вам мужа.

Хольм внимательно посмотрел на нее:

— А нет ли во всем этом чуточку ревности?

— Не знаю, — ответила она.

Хольм поднялся, собираясь уходить:

— Фру Хаген, давайте будем немножко милосерднее к самим себе. Мы такие, какие есть. Аптекарь Хольм ничего из себя не представляет, зато он такой, как есть, и не такой, как почтмейстер Хаген. Что он великодушно себе и прощает. Мы говорили о вас и о другой даме — болтали, если вам так угодно. Вы с ней совершенно разные, но обе вы представляете собой…

Она вскочила:

— Я не желаю, чтобы меня с нею сравнивали!

Хольм побледнел, глаза его приняли жесткое выражение.

— Фру Хаген, — ответил он, — мы должны быть милосердны к самим себе. Мы должны прощать себе, что в чем-то уступаем другим.

Аптекарь Хольм направился со своим чеком в банк. Он застал там консула, тот разговаривал с директором банка, адвокатом Петтерсеном. Разговор шел серьезный, в нем то и дело упоминалась сумма в шестьдесят тысяч. Поначалу консул принял это за шутку, однако не рассмеялся, а, напротив, нахмурил лоб, чтоб поставить Чубука на место, — при разговорах он не терпел, чтобы с ним шутили, такая уж была у него черта.

Шестьдесят тысяч.

Это было неверно, в корне неверно, и консул сказал:

— Прошу меня извинить, но для подобных шуток сейчас не время.

— Это никакая не шутка, — ответил Петтерсен.

Консул Гордон Тидеманн издавна усвоил, что джентльмену не полагается сгоряча нападать на противника, сперва надо дать ему возможность объясниться. Поэтому он ненадолго умолк, однако же губы у него были поджаты, а в глазах появился колючий блеск.

— Ну что это для вас, господин консул! — произнес Петтерсен. — Наверняка у вас в избытке долговых расписок, и, если бы вы позволили мне подать их ко взысканию, я бы с радостью за вас это сделал.

— Извините, — перебил его консул, — не уклонились ли вы немного от сути дела?

— Не считая всего остального, что у вас есть, — продолжал Петтерсен. — Я бы охотно поменялся с вами местами!

И он небрежно протянул руку за чеком, который держал аптекарь.

Тут терпению консула наступил предел, глаза у него стали совсем колючие.

— Извините, — сказал он, — мы с вами еще не закончили!

— Что ж, — ответил Петтерсен, преображаясь в адвоката. — Только мы, кажется, все уже обсудили?

— Кроме одной мелочи: я хотел бы получить выписку из моего текущего счета.

— Да, — сказал Петтерсен. — Конечно. А почему бы вам не справиться в наших бухгалтерских книгах?

— Вы очень любезны. Но мне нужна выписка. Когда я могу ее получить?

— Я попрошу кассира поторопиться.

— Спасибо. За все годы после смерти моего отца.

— Что? — вздрогнул Петтерсен.