История просвещения, или От фонаря до лампочки
Мы все учились понемногу…
Не помню, кто сказал
1. Экзамен
В школе я учился весьма посредственно. Те предметы, которые мне нравились, которые меня увлекали, я учил. А те, которые напрягали, казались сложными или скучными, соответственно, не учил.
Химия была в числе моих самых нелюбимых предметов. Я её не понимал. Все эти валентности и кавалентности казались мне абстрактной абракадаброй. А вот нашей учительнице по химии я почему-то (вернее, чем-то) нравился, и она прощала мне нелюбовь к предмету её любви, «вытягивая» на абсолютно незаслуженные «четвёрки».
Но всё когда-нибудь кончается. И это справедливо. Настал, в конце концов, и мой судный день. Нам продиктовали тридцать с лишком экзаменационных билетов, по два вопроса в каждом: один теоретический, другой – практический, задача. Нам не давали готовых ответов, все эти вопросы мы уже проходили в течение года. За неделю, отведённую на подготовку, мы должны были просто повторить пройденное.
Просмотрев билеты, я понял, что не понимаю в них ничего. Я даже не понимал самих вопросов, о чём вообще идёт речь…
К счастью, у меня была двоюродная сестра. Она, к счастью, есть и сейчас. Надеюсь, будет и впредь. Но тогда она работала лаборантом в химической лаборатории, что для меня в сложившейся ситуации являлось огромной удачей.
Тетрадка с билетами была препровождена к двоюродной сестре и получена от двоюродной сестры, испещрённая её бисерным почерком. Там было всё: теория, формулы, решения задач, примеры…
Оставалось это выучить.
Но тут зазвонил телефон.
– Кто говорит?
– Слон.
– Кто?
– Слонов Пашка! Ты, чё, совсем уже заучился?
– А что надо?
– Шоколада! Ты билеты по химии «накатал»?
– Написал.
– Дай «скатать»?
– Я сам ещё не учил.
– Ладно, не будь жмотом! Принеси завтра в школу, я быстренько «скатаю» и верну тебе после уроков.
– Хорошо.
Это было роковой ошибкой. Дело в том, что множительной техники – ксероксов или сканеров – о ту пору в наших краях не существовало, а переписать целую тетрадь от руки для двоечника и лентяя Паши Слонова оказалось трудом непосильным.
После уроков я, как и было условленно, подошёл за своей тетрадью.
– Ах, да! – спохватился Паша. – Тетрадь?.. Я это… понимаешь, братан, в чём дело… я завтра тебе отдам.
Нужно ли говорить, что тетрадь с билетами не вернулась ко мне ни завтра, ни послезавтра, ни послепослезавтра.
Паша принёс её только утром в день экзамена.
– Спасибо, – сказал он, протягивая мне порядком поистрепавшийся «талмуд».
Мне хотелось сказать очень многое. Самые яркие слова и устойчивые фразеологические обороты, из тех, что я знал, сплетаясь в витиеватые «трёхэтажные» предложения, готовы были сорваться с моих губ. Такого прилива вдохновения я не испытывал давненько. Но страшным усилием воли сдержал себя.
До экзамена оставалось пол часа. Я лихорадочно листал тетрадь, пытаясь впихнуть в себя абсолютно сырые знания. Ничего, кроме рвотного эффекта и слабости во всём организме, это не вызывало.